Третий должен уйти - Владимир Колычев

— Ну, хорошо выглядел, — растерянно кивнула Нефедова.

— У вас есть его фотография?

— Нет.

— А если составить фоторобот?

Серафима вдруг приложила ладошку ко рту, глядя в сторону ворот. Я проследил за ее взглядом и увидел Нефедова. Он шел к нам, немигающе глядя на меня.

Охранник должен был предупредить его, что в доме находится сотрудник милиции, и наверняка сделал это, но Нефедов не испугался и прошел во двор. Одно из двух — или он собирался сдаться, или убить меня. Но у него не было оружия.

А вид у него потрепанный. Волосы жирные, спутанные, пиджак мятый, пыльный, рубашка утратила свою белизну, брюки в репьях. Видно, несладко пришлось ему на родных просторах. И никто не помогал ему скрываться от правосудия.

Оружия у меня не было, да и вряд ли бы я стал его доставать: не хотелось выглядеть смешным. Но я на всякий пожарный встал, чтобы в случае чего пустить в ход костыль.

— Вадим Борисович, я так понимаю, вы собираетесь сдаться в руки закона? — спросил я, стараясь не выдавать свою тревогу.

— Правильно понимаете, капитан, — кивнул он, останавливаясь возле беседки. — Но сначала я должен попрощаться с женой и детьми.

Серафима шагнула к нему, но сама же себя и осадила.

— Думаю, у вас будет на это время.

Наручников у меня не было, а они бы мне сейчас пригодились. Вдруг Нефедов передумает сдаваться?

— Ты, капитан, здесь побудь, а мы сейчас…

Нефедов повернулся ко мне спиной и направился к дому. Серафима засеменила за ним.

— Эй!

Я должен был его остановить, но как это сделать на костылях? Можно предпринять попытку, но это будет выглядеть нелепо и жалко. Лучше не позориться.

Но был и другой вариант — можно позвонить в отдел, вызвать группу немедленного реагирования. Я достал телефон, но сам же себя и осадил.

Нефедов мог попасть в дом в обход меня. Охранник выехал бы к нему на машине, забрал бы его и отвел в гараж, откуда он вошел бы в дом. И я бы даже ничего не понял… Но нет, Вадим Борисович пошел прямо на меня, значит, он всерьез решил сдаться. Сейчас объяснится с женой, попрощается с ней, соберет сумку, и мы вместе отправимся в отдел. И это можно будет расценить как явку с повинной. Это не выход из ситуации, но хотя бы благородный жест с его стороны. А группа захвата заломает его на глазах у жены и детей как особо опасного преступника. И как я буду выглядеть в его глазах? Нефедов мне, возможно, жизнь спас, а я с ним по-скотски…

Я вернул телефон на место. Будь как будет…

Нефедов ушел, а минут через пять появилась немолодая миловидная горничная, с дежурной улыбкой на губах она подала кофе, стакан молока, бутерброды с красной икрой и теплые булочки. Лучше бы она подала мне стопку водки.

Я прикончил бутерброды, смолол булочки, горничная забрала посуду, а минут через пять снова подала кофе.

— Вадим Борисович где? — нервно спросил я.

— Скоро будет. — Горничная вежливо улыбалась, но это не мешало ей смотреть на меня, как на какое-то чудовище, которое должно похитить и унести в ад ее любимого хозяина.

Я достал телефон, выразительно глянув на нее. Она все поняла и засеменила к дому. А вскоре появился Нефедов. Волосы вымыты, высушены феном, новый спортивный костюм на нем из натуральной ткани, кроссовки, сумка в руке. Похоже, действительно собрался в тюрьму.

Он зашел ко мне в беседку, сел, поставив сумку на скамейку, и напряженно спросил:

— Своим звонил?

— Нет.

— Что так?

— Сами подъедем… Серафима Платоновна где?

— Зачем она тебе?

— Вообще-то она собиралась рассказать мне про своего… — Я осекся, не решаясь озвучить режущее слух слово «любовник». — В общем, она поняла, что Миша подставил вас.

— Миша меня подставил? — с интересом взглянул на меня Нефедов.

— Этого человека нужно найти.

— Как? Серафима ничего про него не знает…

— Можно составить фоторобот.

— Она не сможет. Она этого подонка плохо помнит.

— Как это, плохо помнит?

— Это гипноз, капитан. Сильный гипноз. Серафима сама не ведала, что творила… Это гипноз. Есть такие люди, которые им владеют в совершенстве. — Нефедов смотрел на меня, но, похоже, уговаривал самого себя. Уж очень ему хотелось верить, что Серафима стала невинной жертвой сильных мира сего.

— И такое бывает, — подыграл я.

— Я долго думал, капитан… Дело в том, что Серафима не могла предать меня по собственной воле. Тут должна быть какая-то дьявольская сила…

— Но этого дьявола нужно найти.

— Обязательно.

— Кто бы это мог быть?

— Возможно, кто-то пытается захватить мой бизнес. Через жену… Если так, то я могу предсказать дальнейшее развитие событий. Меня закроют за убийство, а этот чертов Миша снова подъедет к Серафиме. И снова попытается взять ее на гипноз…

Не верил я в гипноз, но все-таки принял эту версию — из уважения к Нефедову.

— Надо этому помешать. Взять дом под охрану, Серафиму никуда не отпускать. У вас есть служба безопасности…

— Есть. — Нефедов кивнул в сторону ворот, которые плавно отъезжали в сторону.

Ворота открылись, и во двор въехал черный «Гелендваген». Машина остановилась неподалеку от беседки, из нее стали выходить крепкие мужчины в черных костюмах.

Я с тревогой наблюдал за процессом. Уж не собирался ли Нефедов отгородиться от меня охраной и под этим прикрытием исчезнуть в неизвестном направлении? А я даже в отдел не позвонил.

Охранники направились к Нефедову, но тот махнул рукой, отсылая их обратно к машине.

— И что все это значит?

— Все правильно ты сказал, капитан, охрану дома нужно усилить. А у меня, я так понимаю, будет казенная охрана, — невесело усмехнулся он.

— Вас подозревают в убийстве. На ноже, которым был убит Чайков, отпечатки ваших пальцев.

— Кто бы сомневался… Но ты же веришь, что я не убивал? — Нефедов с надеждой посмотрел на меня.

— Верю. Но не знаю, кто вас подставил… Где ваш начальник безопасности?

— Исчез. Как сквозь землю провалился.

— Или он стал жертвой заговора против вас, Вадим Борисович, или он сам во главе угла. Возможно, Серафимой занимался его человек… Или он сам.

— Если он во главе, то дело дрянь. Он знает схемы, знает, как вывести компанию из-под моего контроля. Это очень сложно, но если известны ключевые точки, то все возможно… Знаешь, Севастьян, нельзя мне сейчас в тюрьму! — Нефедов посмотрел на меня с надеждой, а голос прозвучал решительно.