Печать света - Елена Чалова

— Много детей — много радости. Мы поздновато начали, зато уж решили ни в чем себя не ограничивать.

Николай Павлович тоже засмеялся, и некоторое время все: он сам, Мири и даже Анри — занимались тем, что усаживали малышню, наливали чай и компот, накладывали еду, вытирали перемазанные ручки, мордочки. После чая вся орава, на разные голоса поблагодарив за «чай, цай, сяй» — у кого как получилось, — умелась на улицу.

Мири, чувствуя себя неожиданно усталой, вдруг вспомнила о Викторе и смущенно спросила:

— Можно попросить покормить нашего водителя? Мы не рассчитывали так задержаться, и я не знаю, ел ли он с утра…

— Конечно, — Илона встала. — Я распоряжусь, а вы пока о делах поговорите.

Когда она вышла, Мири собралась с духом и изложила Николаю Павловичу историю про книгу, в которой должно найтись указание на то, где запрятан клад. Тот слушал внимательно, потом задумчиво сказал:

— Книгу я вам, конечно, покажу, почему бы и нет? Но ведь вы мне не все рассказали, правда? Начать с того, что аукцион был анонимным, и покупку свою в России я не афишировал…

Мири и Анри молчали, не зная, что сказать.

— Я навел справки, — продолжал Николай Павлович невозмутимо. — Вы девушка известная, пусть и в узких кругах, и в вашей личности я уверен. Могу даже принять тот факт, что легенда имеет место быть, так как ваша семья была в родстве с Легерлихтами. Но кто этот молодой человек, которого вы представили как своего брата?

Мири растерялась. Ай да помещик! Нет, что ни говори, а осторожность и желание знать, с кем имеешь дело, принимает порой патологические формы, особенно в России. Сказать она ничего не успела, так как раздался сухой и оттого не слишком вежливый голос Анри:

— Раньше меня звали Андрей Бронницкий. Покойная Мириам, бабушка, нашла меня на одной из помоек города Москвы и поспособствовала моему усыновлению. Меня вырастили милые люди: театральный дизайнер Рене и Мари, его жена. Рене умер четыре года назад, а Мари живет сейчас в Кале, и я навещаю ее, когда могу.

— Сколько вам было лет, когда вас увезли из России?

— Семь.

— И что случилось, когда вы начали разыскивать своих родственников?

— Пока ничего, — молодой человек пожал плечами. — Мы приехали две недели назад. Я написал запрос в архивы и в милицию… Все говорят, что это требует времени.

— А когда вы приезжали в Москву два года назад? Что вам удалось выяснить?

— Два года назад? — Анри вытаращил глаза. — Но откуда вы… — он помолчал, подумал, потом ответил:

— Я приезжал на конференцию молодых дизайнеров. Был здесь три дня. И два в Питере. Я никого не искал и не собирался. Просто любопытно было посмотреть на Россию. Убедиться…. — он куснул губы. — Убедиться, что вообще смогу тут дышать без того ужаса, который помнил… Я и в этот раз не собирался, — он осекся и метнул виноватый взгляд на Мириам.

— То есть инициатива поисков исходила от вас? — быстро спросил Николай Павлович.

— Я не понимаю, почему вы придаете этому такое значение, — медленно сказала Мири. — Но раз уж это так важно, я попытаюсь объяснить… Анри не хотел искать родственников. Да и я, признаться, не ожидаю от этих поисков ничего хорошего. Мы приехали ради книги. Но в Париже, когда мы искали, кто ее купил, наткнулись на каких-то еще людей, которые тоже упорно ищут книгу «Лабиринт Иерихона». Они вели себя очень агрессивно. Нам это не понравилось, и, чтобы сбить их со следа, мы и придумали этот поиск родных Анри… Андрея.

— Что это за люди?

— Некая организация, которая гоняется за всяким культурным наследием. Называется «Мудрость Сиона».

— «Мудрость Сиона»?

— Да, — Мири помедлила и с ужасом подумала, что ведь если «Мудрецы» докопаются до местонахождения книги… подумав об Илоне и детях, она быстро выпалила:

— Это правда. Вы можете справиться в полиции Фрейбурга: к нам в дом проникли какие-то люди, потому что считали, что книгой владела моя бабушка. А выяснив, что книги у нас нет, они попытались отыскать ее у фрау Легерлихт…

— И что?

— Она умерла… — шепотом сказала Мири. — Умерла от разрыва сердца, то есть это не убийство, но… но они вломились в ее квартиру и напугали ее. Мы пытались замести следы, создать впечатление, что цель нашей поездки — поиски семьи Анри.

Губы Яромильского сжались.

— Вот как, — пробормотал он. — Прошу меня извинить, — и быстро вышел из комнаты.

Вернулся он довольно скоро, и вновь в обращении его произошла некоторая перемена. Подозрительность человека, который только что с пристрастием допрашивал молодых людей, пропала, но былое радушие хлебосольного помещика в значительной степени умерилось деловым тоном.

— Пройдемте в кабинет, я подготовил для вас книгу, — сказал Яромильский.

Кабинет располагался на втором этаже. Очень солидная комната, отделанная в английском стиле: панели темного дерева на стенах, массивный стол, кожаное кресло у камина, на стенах гравюры со сценами охоты. На столе лежал ящик, весьма похожий на сейф, и коробка с перчатками.

Николай Павлович надел белые нитяные перчатки, открыл ящик и бережно извлек из него массивную инкунабулу в деревянном переплете. Возложив ее на стол, он жестом поманил к себе гостей и сказал:

— Прошу. Я буду перелистывать страницы, а вы смотрите. Если хотите взять книгу в руки — надевайте перчатки и обращайтесь с раритетом осторожно.

Мири и Анри подошли поближе и уставились на темный и поцарапанный во многих местах переплет. Хозяин открыл его. На первой странице, под затейливо выписанным названием, темнело пятно, которое при ближайшем рассмотрении оказалось экслибрисом.

— Чей это знак? — спросила Мири.

— Это знак библиотеки Легерлихтов. «Лабиринт Иерихона» принадлежал им последние двести лет. Многие коллекционеры имеют экслибрисы. Что-то вроде герба. Бывает, что знак меняется, вот, например, Легерлихты позже заменили символическое изображение крепости на собственный герб. Такие детали, кстати, служат дополнительными ориентирами для датировки перемещения книг. Впрочем, в данном случае все очевидно. — Он указал на сделанную чернилами надпись под экслибрисом. Здесь же вложен был тонкий папиросной бумаги лист с переводом с немецкого на русский.

«Книга сия куплена мной в году 1814 в Париже у старьевщика, который так и не признался, как она к нему попала. Думается, какой-нибудь ученый или коллекционер лишился своего сокровища в годы войны. Сие труд исторический и древний, пусть служит семейству для поучения и хранится как ценность. Подпись: барон Генрих фон Легерлихт», — прочитала Мири. — Предусмотрительный был барон, — пробормотала она. — Знал, во что деньги вкладывать.

— Думаю, вы ошибаетесь. В то время книги не имели такой цены, — заметил Яромильский.

— Вот я и говорю, предусмотрительный был человек.