Ловите няню, шеф - Адалин Черно

Да я просто не могу удержаться! Да и отказываться уже как-то неудобно.

— Фильмы? — спрашивает Дамир.

— Властелин Колец, — тут же говорю я и опускаю взгляд, потому что просто не могу представить себе человека, который бы в двадцать восемь все еще пересматривал фэнтези по два-три раза.

— Любишь фэнтези? — интересуется. — А как же любовная линия? Педро любит Ангелиту и так далее.

Дамир говорит вполне серьезно, а я не могу удержаться и смеюсь, как ненормальная, привлекая внимание посетителей.

— Педро любит Ангелиту? — переспрашиваю и заливаюсь новой порцией смеха. — Откуда это в тебе?

Дамир наклоняется к столу и машет рукой, давая знак, чтобы я тоже приблизилась. Я делаю то, что он просит и слышу его шепот:

— Я смотрел один бразильский сериал, — вполне серьезно говорит он, — так вот та-а-а-м, некий Педро влюбился в Ангелиту, но они не могли быть вместе.

Дамир отстраняется, а я с интересом смотрю на него и спрашиваю:

— И… что было дальше?

— Серьезно думаешь, что я смотрел что-то подобное? — он смеется, а я только фыркаю.

— Я ведь правда поверила! — возмущаюсь.

Мы говорим еще некоторое время, когда я слышу громкий возглас, доносящийся откуда-то из-за моей спины:

— Дамир!

Голос женский и немного пронзительный. Как бы сказала моя сестра Марина — сиренский. Перевожу взгляд на Дамира, который тут же меняется в лице, хмурится и собирает брови на переносице. Он явно недоволен, а я предвкушаю встречу с какой-то его бывшей пассией.

Пока я раздумываю, у столика материализуется высокая стройная блондинка, от одного взгляда на которую хочется рассыпаться на атомы и молекулы, потому что мне нужно годы тренировок и ограничений, чтобы стать такой.

— Анжела, — сжимая зубы, произносит мой шеф.

— А ты что думал? Я тебя не найду? — она ухмыляется, но это ни на минуту не портит ее выразительные, и явно прооперированные черты лица. — Кто это с тобой? Сотрудница? Стал брать на работу сотрудников мясокомбината?



От ее наглости у меня теряется дар речи, становится жутко неловко, а еще я чувствую, как покраснели мои щеки.

— Закрой. Свой. Рот, — выдает Дамир, а после просит у меня прощения.

— И не подумаю, — тут же парирует девушка. — Я не позволю тебе заменить родную мать Артема на вот это, — она машет рукой в мою сторону и кривится, так будто перед ней не человек, а какая-то бесформенная жижа.

— Простите, — говорю я и встаю, не давая Дамиру вставить и слова, — но у “этого” есть имя. Впрочем, вы его все равно не узнаете, — я беру свою сумочку, но в последний момент просто не удерживаюсь. Хватаю со стола томатный сок и с удовольствием поливаю им ее блондинистые волосы.

Пусть на моей работе будет поставлен крест, но я не позволю размалеванным фифам оскорблять меня!

Дамир

Анжела — последняя, кого я хотел видеть в этот вечер. Вообще последняя, кого я когда-либо хотел видеть. Когда она окликает меня и подходит ближе, моему раздражению нет предела, но вместе с ним появляется злость и что-то еще.

Я думал, что уже не больно, что все прошло и забылось, но вот она — воплощение женщины, которую я любил. Ради которой был готов на многое, если не на все.

Я едва слушаю, что она говорит, но вовремя отбиваю ее нападки в сторону Кати. Она последняя, кто должен был встретиться с моей бывшей, поэтому слушать от нее оскорбления — не лучшая идея.

Последнюю выпадку Анжелы отбить я не успеваю, Катя стоит сама за себя. Выливает на голову моей бывшей сок и отходит от греха подальше. Анжела уже тянет к Кате руки, но я быстро хватаю ее за локоть и заставляю стоять на месте.

Она растерянно смотрит на меня, а я, к своему стыду, понимаю, что все еще что-то чувствую к ней.

Отлично, Деспотовский, просто феноменально! Ты хочешь бабу, которая тебя бросила. Тебя и ребенка.

Я вижу, как Катя идет на выход, но вместо того, чтобы догнать ее и объясниться, просто стою и смотрю на свою бывшую. Да ни черта я не чувствую. Никакой любви. Да, есть тоска по тому, что когда-то было, по ее этому взгляду щенячьему.

Но не больше.

Как только она начинает смотреть на меня так, будто я виноват во всех смертных грехах, я отмираю и выдаю циничную улыбку. Ту, которую оттачивал целый год.

— Что тебе надо? — достаю из кармана кошелек и бросаю на стол купюры.

Оставаться в ресторане больше не намерен. Если успею — догоню Катю и поговорю с ней. Если нет, что ж, пообщаюсь с ней завтра на работе, объясню ситуацию.

— Твоя сучка только что облила меня какой-то жижей, — визжит она.

— Сожалею, но увы, ничем не могу помочь.

Обхожу столик с противоположной стороны и иду к выходу. Не кривя душой могу сказать — мне ее не жаль. Ни капли.

Я выхожу на улицу, оглядываюсь по сторонам, но Кати нигде нет. Я быстро достаю телефон и набираю ее номер, но она сбрасывает, а затем и вовсе не берет трубку.

Дамир: Прости, я не успел сориентироваться. Обещаю загладить свою вину завтра за обедом. Чашечкой горячего шоколада и вкусным стейком с черри. Идет?

— Я хочу видеться с сыном, — слышу голос бывшей сзади и улыбаюсь.

Да ну? Правда? Поворачиваюсь к ней и смотрю в уже незнакомое лицо. На ней тонна косметики, нарощенные массивные рестницы, пару стразов на веках и пухлые, явно накаченные губы. Как и грудь, которая точно была на пару размеров меньше.

Я присматриваюсь к ней и пытаюсь уловить хотя бы каплю от той женщины, которую любил. Когда из хрупкой девушки она успела превратиться в это? Я не знаю. Да и не хочу знать. Она ушла из нашей жизни, захлопнула дверь и провернула ключи несколько раз, так что теперь я не намерен давать ей возможности подсмотреть даже в замочную скважину.

Наша с Темой жизнь касается только нас двоих. Для Анжелы в ней нет места, и никогда не будет.

— Иди в задницу, Анжела, — это, пожалуй, самое мягкое, что я могу ей сказать.

— Я подаю в суд и собираюсь отстаивать свои права, — решительно говорит она, а я смотрю на нее, облитую томатным соком, и мне становится смешно.

— Подавай. Хоть раз двести. У меня сотни свидетелей того, что ты ни разу за год не приехала к сыну. Тебя лишили родительских прав, потому что ты укатила за границу, а я объявил тебя в розыск. Реально думаешь, что что-то можешь сделать?

— Я умею играть. А наша страна заботится о раскаявшихся матерях, — вполне серьезно говорит она.

О, да! Она права, как никогда. Страна и закон действительно на стороне матерей, вот только нормальных женщин, любящих своих детей, а не кукушек, для которых соскочить после родов — обычное дело.