Аромат лотоса - Лора Бекитт

– Теперь понимаю. – Он поднялся с циновки, его глаза горели. – Известно ли тебе, что после того, как ты уехала с англичанином, я не находил себе места и молил Шиву о милосердии? Я просил или вернуть тебя назад, или исцелить мое сердце. Без тебя моя душа была пуста, как и мое ложе.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала девушка.

– Я люблю тебя, Тара! Когда-то ты говорила, что готова променять службу в храме на мою любовь. Поверь, я готов сделать то же самое в обмен на твою.

Девушка закрыла лицо руками. Густые черные волосы мягкой волной упали на ее вздрагивающую спину.

Обняв Тару, Камал понял, что творилось у нее внутри. Она была напряжена, издергана и измучена тем, что ей пришлось пережить. Ее душа была похожа на открытую рану, а сердце изорвано в клочья.

За улыбкой таилась печаль, а в движениях, которые любой другой человек нашел бы решительными, скрывалась неуверенность в себе. Вот уже много месяцев ей не на кого было положиться и она ничего не знала о своем будущем.

«Убийство» на краю оврага разорвало нить времени, разделило жизнь Камала на две половины. Ему и правда казалось, будто он умер, а затем родился заново.

Прошлое с его грандиозными празднествами, пышным убранством, требующими отдачи физических и душевных сил обрядами теперь казалось выцветшей, неживой картинкой. Реальностью была эта бедная хижина, его погубленный талант и – Тара.

Они разделись, легли рядом и некоторое время не двигались, слушая стук своих сердец. Потом несмело прильнули друг к другу.

– Почему я был так жесток, почему заставил тебя думать, будто любовь – это зависимость? Нет, это боль! – шептал Камал.

Таре казалось, что она медленно поднимается ввысь. Она чувствовала головокружение, странную беспомощность и невесомость в теле. А еще появилось ощущение потрясающей новизны, будто она никогда не делала того, что собиралась сделать.

Легкие, нежные прикосновения были так же прекрасны, как безумные и жгучие объятия. Каждая секунда раскрывала новые ипостаси ее духовного и телесного существа. Тара поднялась до неизведанных ранее высот страсти, быть может доступных только богам, потому что не только любила, но и была любима.

Проснувшись утром и поглядев на лежащего рядом Камала, девушка не удержалась от слез. Буря страсти улеглась, и перед Тарой предстала реальность.

– Что с тобой, моя звезда? – прошептал он. – Когда ты вернешься в храм… Камал до боли сжал ее руку.

– Ты не поняла? Я никогда не вернусь в храм. Это не жертва. И не благодарность за то, что ты спасла меня от смерти. Таково мое желание. Помнишь, ты предлагала мне бродячую жизнь? Я согласен, мне это подходит.

– А мне – нет, – неожиданно заявила Тара, вытирая слезы, – я передумала. Я хочу дом, настоящий дом, какого у меня никогда не было.

– Я постараюсь сделать так, чтобы у тебя было все, что ты пожелаешь, – улыбнулся Камал. – Думаю, для начала нам надо пожениться.

– Для начала нам надо заняться танцами, – смущенно произнесла девушка, покраснев от удовольствия, которое ей доставили его слова.

– Одно другому не мешает.

– Девадаси не выходят замуж, – пробормотала Тара.

– А ты – выйдешь. Надеюсь, тебе не придется об этом жалеть. А еще родишь ребенка.

– Ты хочешь детей? – поразилась Тара.

– Да. Девочку, которую мы назовем Ума[18]. Я буду очень рад, если ты исполнишь мое желание.

Он наклонился и поцеловал ее руки.

– Обычно индийские мужчины мечтают о сыне, – заметила девушка.

Камал рассмеялся.

– Разве я похож на других индийских мужчин?!

Через три месяца упорных занятий к Камалу вернулись прежняя гибкость, сила и изящество движений. К тому времени украшения, которые Тара собрала в храме, были проданы и любовники питались чем придется, а их одежда порядком износилась. Если бы Тара иногда не танцевала на улицах и не покупала на собранные рупии кое-какую еду, они бы умерли с голоду. Камал не любил отпускать ее из дому, и сам не стремился куда-либо выходить. Он жил так, как жил в храме – в своем собственном, крохотном, но счастливом мире; он не желал покидать его и не задумывался о будущем.

Чудные ночи и дни, когда они могли без конца познавать друг друга, наслаждаться любовью и страстью, продолжались. Никто не знал, где они живут. Уходя из госпиталя, Тара никому не сказала, куда направляется, в том числе и Джеральду Кемпиону. Не то чтобы она не желала никого видеть, просто понастоящему ей нужен был только Камал.

Последнему все же пришлось выйти за ворота хижины – в тот день, когда они с Тарой решили отправиться к брахману, чтобы заявить о своем желании вступить в брак. Перво-наперво жрец спросил, из какой они касты. Они не знали. Так же, как не знали, что ответить на вопрос астролога о том, в какой день родились. Они существовали вне привычного мира – таков был удивительный жребий, который выпал двум несчастным подкидышам, ставшим учениками и продолжателями великого Натараджи.

С ослепительными улыбками на губах, крепко держась за руки, стояли перед жрецом двое молодых людей, не ведающих иного счастья, кроме любви, которую они питали друг к другу. Неприкаянные и нищие, однако умопомрачительно прекрасные и безумно влюбленные друг в друга.

Брахман вздохнул и согласился совершить церемонию за символическую плату с условием, что они купят благовония и цветочные гирлянды.

Тара сказала, что деньги надо заработать. Они с Камалом вышли на базарную площадь Калькутты и разыграли мифологический сюжет – повесть о божественной любви Шивы и Парвати. Камал был несказанно удивлен тем, что в разбитую глиняную чашку дождем сыплются рупии и бедные индийцы, у которых не было денег на хлеб для своих детей, отдают последнее и украдкой вытирают слезы.

Тара ответила, что это выражение истинной любви к богу и веры в его милосердие, а они владеют искусством пробуждать и поддерживать эти любовь и веру.

Так они стали зарабатывать на жизнь; сначала на улицах, площадях, потом – в домах горожан, на религиозных празднествах и свадьбах. Нашли подходящих музыкантов – превосходного барабанщика, а еще девушку и юношу, умеющих хорошо играть на струнных инструментах.

В день своей собственной свадьбы – настоящей свадьбы, с земным мужчиной, – Тара, облаченная в ярко-красное с золотом сари, с бело-розовой гирляндой на шее, с белоснежными цветами в волосах, ощущала себя самой прекрасной невестой на свете. Когда брахман произносил священные слова, ее взгляд был полон удивительной безмятежности, безграничной нежности и изумительной чистоты, будто она только что ступила на эту землю и впервые увидела мир.

Свой двадцать третий день рождения Амрита встретила в плохом настроении. Ее поздравили танцовщицы, музыканты, другие служители храма; дочь, пятилетняя Амина, преподнесла матери трогательный подарок – браслет из бисера, который она сама смастерила. И все-таки на душе у Амриты лежала печаль.