Барбарелла, или Флорентийская история - Салма Кальк

— Формально — нет. В его романах вещи и люди не названы своими именами, и всё происходящее я представил себе только сейчас, благодаря вашим словам. И я понимаю так — он собирался представить вам господина Маркони, нового главного хранителя. А наш визит в его планы не входил.

— Он пишет книги о нас? — изумилась Барбарелла. — Обо мне, о Пьетро, об остальных?

— Именно, сударыня. Увы, я не могу показать вам саму книгу, но вот её высочество, например, читала, и юная Кьяра, и Франческа. Отче, ты ведь тоже читал?

— Ну, читал, и ему сказал, и сам до сих пор думаю — лучше бы написал нормальную монографию. Хоть ссылаться было бы на что, — пробурчал Варфоломей. — Впрочем, если любезные хозяева нас отсюда не выпустят, то мне уже без надобности. Некому ссылаться будет. Окончить жизнь в картине — нет, я не просил у господа такого конца, несмотря на всю мою любовь к живописи!

— Это нужно уничтожить, — нахмурился Алессандро Медичи.

— Как вы это себе представляете? — поднял бровь Марни.

— Сжечь эти книги, — бросил тот.

— Мне очень жаль вас огорчать, но это невозможно, — Себастьен улыбался. — Увы, эти книги не имеют вещественных аналогов. Они размещены в сети — и даже если удалить их из того конкретного места, где они лежат, мы никогда не узнаем, какое количество копий уже сделали для себя читатели. Вот, скажем, у её высочества на компьютере наверняка есть копия. А то и на двух — на рабочем, чтобы читать в обед, и на личном, чтобы читать вечером. Её высочество то и дело что-то читает, каждую свободную минуту.

— Нет, я читала прямо на сайте, — Элоиза улыбалась, не могла не улыбаться. — А вы? — взглянула на Варфоломея.

— А я скачал, у них там неудобно устроено, всё время нужно загружать новую страницу, — проворчал тот.

Хозяева недоумённо переглядывались — они явно не понимали, о чём именно речь и где над ними смеются.

— То есть любой может прочитать и узнать, что здесь происходит? — Пьетро медленно поднялся во весь свой высокий рост.

— Нет, — покачала головой Элоиза. — Не любой, и узнать тоже не узнает, прочитает только фантазии господина Кристофори на вашу тему. Если не столкнуться лично с необыкновенными особенностями той же госпожи Барбареллы, то ни у кого не возникнет повода задуматься и сделать выводы. Ну и о дате вашего семейного сборища мы тоже узнали от неё.

— А я очень хотела всех увидеть, — улыбнулась Барбарелла. — И тебя, Пьетро, и тебя, Алессандро. И тебя, Гортензия, тоже. И остальных. Поэтому если вы хотите забрать их себе — знайте, я против. Моего голоса у вас нет.

— Нас троих достаточно, — отрезал Пьетро, он по-прежнему стоял, возвышаясь над остальными.

— Господин Донати, а вы подумали о последствиях столь массового исчезновения людей, происходящих из, так сказать, одного источника? — улыбнулся Марни. — Все мы работаем в одном месте, и даже живём в одном дворце.

— А мне-то что за дело, где вы все живёте? Вас не найдут, это главное.

— Нет, не только. Вы не предполагаете, что мы могли, ну, подготовиться к визиту сюда, что ли?

— Вам это не поможет.

— А вам? Да, вы всесильны сейчас, а потом? Да и сейчас не вполне. Кстати, ваше высочество, вы пока не пробовали на господине Донати ваши специфические методы убеждения? — теперь Марни улыбался Элоизе.

— Нет, монсеньор. Вы думаете, уже пора? — она не могла не улыбнуться в ответ.

А потом взяла его за лежащую на коленях руку, выдохнула, и сделала, что просили.

То есть — попробовала. Болевой синдром, ослепить ненадолго…

И ничего не произошло. То есть никаких видимых изменений. Никакого воздействия. Впрочем, ведь она не слышит их так, как обычных людей, несмотря на всю их ощутимую плоть. Интересно, а если воздействовать на него не как на человека, а, скажем, как на призрака? Методика ни разу ею не опробованная, но нужно ведь когда-то начинать?

Воздействие не на человеческую плоть, а на ту реальность, в которой он находится. Выдавить его туда, откуда он пришёл… перстень помог сконцентрироваться, мощность выбрать среднюю — кто его знает, что там ещё ждёт до утра, и вперёд!

Это оказалось очень тяжело. Даже в глазах немного помутнело, ещё бы, Элоиза никогда не была специалистом по стихийным воздействиям. Надо честно сказать — этот способ очень затратен, и затраты не окупят результата, увы.

Впрочем, стоящий Пьетро заколебался, пошатнутся, принялся тереть руками глаза… а потом ещё вдруг схватился за шею.

— Мне кажется, работает, — удовлетворённо заметил Марни.

— Не слишком хорошо. И горло — это не я, — честно сказала Элоиза.

Сняла воздействие, и к Пьетро вернулась его уверенность. Ну то есть это она предположила по тому, как он твёрже встал на ноги. Но всё ещё держался за шею, и было видно, что ему больно.

— А про шею я понял, — Марни достал из кармана жилетки часы и взглянул на них. — Нас слишком долго нет, и Карло беспокоится. Или Лодовико. Или Гаэтано. Господин Донати, вы могущественны, и мы уважаем ваше могущество. Но мы тоже кое-что можем, а вы, видимо, привыкли за семьдесят лет, что ваши враги сейчас люди глупые, слабые и непредусмотрительные. Если вы не возражаете — я выйду, и попрошу не ковырять ваш портрет ножом. Пока. Увы, никого другого мои люди не послушают. Ваше высочество, приглядите тут в моё отсутствие?

Пьетро кивнул, Элоиза улыбнулась. Марни отпустил её ладонь и вышел.

Все молчали. Минуты через три Пьетро отнял руку от шеи и сел.

— Господин Донати, — Элоиза смотрела без улыбки. — Вы понимаете, что ковырять ножом можно не только ваш портрет? Ваша супруга Лоренца, ваша дочь Лукреция, ваши внуки. А от вашей статуи в парке, госпожа Гортензия, можно отбить фрагмент. Например, кисть руки. Правой. Вы ведь танцуете нотированные танцы, должны уметь? Без одной кисти будет не так совершенно.

— Элоиза права, — подхватил вернувшийся Марни. — Кроме того, перед тем, как отправиться сюда, мы с Варфоломеем сделали некие распоряжения. Рассказать о них?

— Расскажите, — кивнула Гортензия.

Она смотрела на них с ужасом. Кажется, начала что-то понимать.

— Итак, положим, никто из нас не выйдет за пределы виллы Донати до завтрашнего полудня, — Марни тоже больше не улыбался. — Вы, наверное, не знаете, но у меня есть люди и снаружи, за оградой — две машины, и в домике неподалёку отсюда. Они придут в музей к открытию. Поищут нас, не найдут. А далее два варианта. Несчастный случай, в результате которого большая часть коллекции будет нуждаться в серьёзной реставрации. Пожар, потоп. Красочный слой восстановят, но с очень большой вероятностью из такого холста уже никто никуда не выйдет. Второй вариант — мы знаем вашу заветную дату. Через год в этот день в здании не останется ни одной картины. Выездная выставка, например. И вы можете хотеть домой, сколько вам вздумается. Более того, никогда более в третьи выходные ноября в здании не будет ни одного портрета. Мне нравится, а вам? Далее, думаю, расскажет Варфоломей.