Посланник - Дэниел Сильва

Навот потерял интерес к борщу. Он передвинул миску по столу, как будто ел борщ Габриэль. Габриэль потянулся было к бокалу с вином, но передумал. У него болела голова от поездки в поезде и дождливой погоды в Париже, а кошерное вино пахло так же приятно, как растворитель.

– Но это сказывается на браках и отношениях, верно, Габриэль? Сколько браков у нас поломалось? Сколь многие из нас заводили романы с девицами на оперативной работе? Если я буду работать в Тель-Авиве, то по крайней мере чаще буду рядом. Работа потребует разъездов, но гораздо меньше, чем сейчас. У Беллы есть домик возле пляжа в Казареа. У нас будет приятная жизнь. – Он снова передернул плечами. – Нет, вы только послушайте меня. Я веду себя так, точно Амос предложил мне это место. Амос ничего мне не предлагал. Насколько я знаю, он вызывает меня на бульвар Царя Саула, чтобы выставить.

– Не говори глупостей. Ты самый подходящий человек для этого места. Будешь моим начальником, Узи.

– Вашим начальником? Прошу вас… Никто вам не начальник. Один только Старик. – Внезапно лицо Навота стало серьезным. – Как он, кстати? Я слышал, дела неважнецкие.

– Он выкарабкается, – заверил его Габриэль.

Они замолчали, так как к столику подошел официант и стал убирать посуду. Когда он ушел, Габриэль передал Навоту папку, и тот положил ее обратно в портфель.

– Так как вы собираетесь разыграть спектакль с Ханной Вайнберг?

– Я собираюсь просить ее отдать картину стоимостью восемьдесят миллионов долларов. Мне придется сказать ей правду… или по крайней мере версию правды. А затем займемся вытекающими отсюда мерами безопасности.

– А какой вы выбираете подход? Потанцуете немного или прямиком на отстрел?

– Я не танцую, Узи. У меня никогда не было времени танцевать.

– По крайней мере вам не трудно будет убедить ее в том, кто вы на самом деле. Благодаря французской службе безопасности все в Париже знают ваше имя и ваше лицо. Когда вы хотите начать?

– Сегодня вечером.

– В таком случае удачи вам.

Навот посмотрел в окно. Габриэль проследил за его взглядом и увидел женщину-брюнетку, шедшую под зонтом по рю де Розье. Ни слова не говоря, он встал и направился к двери.

– Не волнуйтесь, Габриэль, – пробормотал себе под нос Навот. – Я расплачусь.

В конце улицы она свернула налево и исчезла. Габриэль остановился на углу, глядя на ортодоксальных евреев в черных пальто, спешивших в большую синагогу на вечернюю молитву. Затем он посмотрел вдоль рю Павэ и увидел силуэт Ханны Вайнберг, растворявшийся в тени. Она остановилась у дверей многоквартирного дома и стала искать в сумке ключ. Габриэль устремился к ней по тротуару и остановился в нескольких шагах от нее – ее рука как раз протянулась к замку.

– Мадемуазель Вайнберг?

Она повернулась и спокойно посмотрела на него в темноте. Глаза были спокойные и умные. Если она и испугалась его, то ничем этого не показала.

– Вы Ханна Вайнберг, верно?

– Что вам угодно, мсье?

– Мне нужна ваша помощь, – сказал Габриэль. – Я подумал, не могли бы мы поговорить наедине.

– Мы с вами знакомы, мсье?

– Нет, – сказал Габриэль.

– Тогда как же я могу помочь вам?

– Будет лучше, если мы поговорим об этом наедине, мадемуазель.

– Не в моей привычке ходить в какие-либо места с незнакомцами, мсье. Так что извините.

Она отвернулась и снова поднесла ключ к замку.

– Речь пойдет о вашей картине, мадемуазель Вайнберг. Мне необходимо поговорить с вами о Ван Гоге.

Она замерла и снова посмотрела на него. Взгляд был по-прежнему безмятежный.

– Мне жаль разочаровывать вас, мсье, но у меня нет Ван Гога. Если вы хотите посмотреть картины Винсента, я советую вам посетить Музей Д'Орсей.

И она отвела взгляд.

– «Маргарита Гаше у своего туалетного стола», – спокойно произнес Габриэль. – Она была куплена вашим дедом у вдовы Тео Ван Гога Жоанны и подарена на день рождения вашей бабушке. Ваша бабушка немного походила на мадемуазель Гаше. Когда вы были маленькой, картина висела в вашей спальне. Желаете, чтобы я продолжил?

Ее самообладание исчезло. После изумленного молчания она заговорила неожиданно горячо:

– Откуда вам известно про картину?

– Я не могу этого сказать.

– Конечно, нет. – Она произнесла это как оскорбление. – Отец всегда предупреждал меня, что когда-нибудь алчный француз – торговец живописью попытается забрать у меня картину. Она не продается, и если когда-нибудь она пропадет, я непременно дам полиции ваше описание.

– Я не торговец живописью… и не француз.

– Так кто же вы? – спросила она. – И зачем вам понадобилась моя картина?

Двор был пустой и темный – свет падал лишь из окон квартир на верхних этажах. Они молча пересекли двор и вошли в вестибюль, где их ждала старомодная кабина лифта. Ханна пошла вверх по широким ступеням и привела Габриэля на четвертый этаж. На площадке было две массивных двери красного дерева. На двери справа не было дощечки с фамилией. Она открыла ее и впустила Габриэля в квартиру. Он отметил, что она набрала код на кнопочной панели, прежде чем включить свет. Ханна Вайнберг, решил он, умеет хранить тайны.

Квартира была большая – с прихожей и библиотекой, примыкающей к гостиной. Чинно стояла старинная мебель, крытая выцветшей парчой, на окнах висели толстые бархатные портьеры, а на каминной доске спокойно тикали, неверно показывая время, часы из позолоченной бронзы. Профессиональным взглядом Габриэль тотчас оценил шесть висевших на стенах приличных картин. Обстановка создавала впечатление ушедшей эпохи. В самом деле Габриэль едва ли удивился бы, увидев здесь Поля Гаше, читающего вечернюю газету при газовом освещении.

Ханна Вайнберг сняла пальто и удалилась на кухню. Габриэль воспользовался возможностью посмотреть библиотеку. На деревянных полках шкафов со стеклянными дверцами стояли тома по юриспруденции в кожаных переплетах. Здесь тоже были картины – прозаичные ландшафты, мужчина верхом, обязательное морское сражение, но ни единого намека на то, что у их владельца может также быть и потерявшийся Ван Гог.

Он вернулся в гостиную, когда из кухни появилась Ханна Вайнберг с бутылкой сансерра и двумя бокалами. Она протянула ему бутылку и штопор и внимательно следила за его руками, когда он вытаскивал пробку. Она не была столь привлекательна, как на фотографии Узи Навота. Возможно, это объяснялось металлическим парижским светом, а возможно, любая женщина выглядит привлекательно, спускаясь по лестнице на Монмартре. Плиссированная шерстяная юбка и толстый свитер скрывали, как подозревал Габриэль, коренастую фигуру. Брови у нее были очень широкие и придавали лицу чрезвычайно серьезный вид. Сидя в окружении отжившей свой век мебели, она выглядела старше сорока четырех.