Рим должен пасть - Алексей Живой

Главная задача легковооруженных велитов, насколько знал Федор из книг о сражениях, заключалась в том, чтобы завязать бой с противником, метнув в него дротик. А потом мгновенно отойти за манипулы гастатов. Если кто не успевал, пиши — пропало. Волчья шкура не убережет от хорошего удара копьем или исполинского меча разъяренного галла.

Пароль оказался верным, и манипула, распавшись на два ручейка, стала обтекать выход устроенный странным образом — поперечный забор разбивал толпу на два потока, и чтобы выйти или войти в лагерь любая колонна вынуждена была рассредоточиться на мелкие соединения. «Неплохо придумано, — отметил Федор, — этак любая атака захлебнется, большой толпой в эту щель не ворвешься».

Миновав ворота и очутившись снаружи, пока центурия принимала прежний вид, сержант невольно обратил внимание на частокол и ров, окружавшие весь лагерь. На заостренных сверху кольях, из которых был собран плотно подогнанный частокол, оставалось еще несколько боковых ветвей, также заостренных на концах. Выдернуть эти колья не представлялось никакой возможности. В общем, несмотря на то, что частокол в рост человека, — это не крепостные стены, нападавшим все равно завидовать не приходилось.

Оказавшись на свободном пространстве, центурия прибавила ходу, устремившись по пыльной дороге сначала вниз от лагеря, стоявшего на широком плато, а затем снова вверх, петляя между окрестными холмами. Не желая наводить опциона на мысль, что он вражеский лазутчик и впервые в этих местах, сержант старался меньше вертеть головой. И все же бросил несколько быстрых взглядов по сторонам.

Римский лагерь стоял на вершине плоского холма, доминируя над окрестностями. Слева от дороги местность понижалась, постепенно спускаясь к морю. Но берег был не похож на последние воспоминания чудом спасшегося Федора. Видимо, его подобрали и привезли в лагерь из другого места.

А справа холмы все больше напоминали горы. Именно туда и поднималась сейчас центурия легионеров, тащивших не себе массивные щиты и острые дротики. Пользуясь отпущенным для размышлений временем, Чайка осматривал и идущих впереди легионеров. Все они были молодыми крепкими парнями, примерно одного возраста с двадцатидвухлетним Федором, а то и еще моложе. Но вот ростом от них Федор сильно отличался. Вся центурия, если снять с солдат боевые шлемы с перьями, из-за которых они выглядели много выше, оказалась бы, дай бог, по ухо плечистому русоволосому морпеху. Даже сам центурион. Это обстоятельство могло сослужить ему неплохую службу, задумай он сделать карьеру в римской армии.

Поймав себя на этой мысли, Федор решил, что выбора у него уже нет. Похоже, провалившись в это древнее время, он теперь очутился на территории, подвластной Риму, опять попал в армию и снова стал рядовым. И все у него начиналось сначала. Это судьба.

Так они шли четыре часа, изредка останавливаясь на короткие привалы, за время которых легионеры, перетягивая ремни сандалий, с интересом посматривали на плечистого морпеха, недоумевая, откуда он такой взялся — без шлема и щита. И почему он до сих пор еще жив.

«Скорее всего, центурион получил приказ забрать меня с собой и доставить куда следует, — подумал Федор, и подбодрил себя, разглядывая высокие башни какого-то города, возникшего ближе к вечеру за очередным перевалом на самом берегу моря, — Впрочем, я ведь сюда и стремился. Поживем, увидим».

Debes, ergo potes[24]

Можно сказать, ему повезло. Сержант еще на подходе заметил стоявшие у пирса торговые и военные корабли. Едва войдя в город, оказавшийся большим портом, центурия остановилась. Ее командир подозвал к себе шагавшего всю дорогу рядом с Федором опциона и отдал ему какой-то короткий приказ. Опцион отсалютовал, повернулся и, приблизившись к Чайке, властно положил ему руку на плечо, буркнув повелительным тоном два слова. Федор решил, что это должно означать «Следуй за мной!» и не ошибся.

По узкой улочке, стараясь не отставать, он направился вслед за опционом, и скоро оба уже были на территории порта. Приближаясь к стоявшим на самом берегу баракам, морпех успел осмотреть почти весь порт и гавань, разделенную на две акватории. В первой, меньшего размера, стояло несколько зерновозов и других грузовых кораблей, из трюмов которых рабы непрерывно выгружали какие-то тюки.

Чуть поодаль, на более широкой воде, отгороженной от моря высоким земляным молом, вольготно расположились пять уже знакомых квинкерем со спущенными парусами, дюжина хищных триер и почти два десятка более мелких кораблей, похожих на тот, что сержант обнаружил разбитым у берега. Рассматривая на ходу квинкеремы, Федор решил, что они даже чуть крупнее, чем та, на которой он плыл из Крыма. А кроме того, у них имелось два существенных отличия от карфагенских кораблей. На носу римских квинкерем виднелось какое-то странное громоздкое приспособление, похожее на длинный деревянный мостик с острым металлическим крюком на конце. Сейчас этот мостик находился в вертикальном положении, но, вероятно, мог и опускаться. А кроме мостика, ближе к корме, на всех кораблях были выстроены башни в несколько метров высотой. Ее предназначение разгадать не составляло труда — с такой возвышенности очень удобно стрелять по палубе взятого на абордаж судна или обороняться, если атакован твой корабль.

Оба этих приспособления, на взгляд Федора, уже совершившего морской поход на квинкереме, в бою, может, и помогали, но сильно ухудшали мореходные качества, которые у боевых кораблей античности и так были не самыми лучшими.

Глядя на знакомые силуэты, Федор снова вспомнил сенатора из Карфагена и его слугу. Удалось ли им выжить в том шторме и добраться до своей гавани? К сожалению, из всего экипажа второй квинкеремы выжил лишь он один. В этом сержант почти не сомневался.

В огромном порту, где толкалось множество народа, стоял настоящий гвалт. Купцы и их приказчики в разноцветных нарядах торговались с покупателями прямо на пирсе, где загорелые рабы перетаскивали товар. Тут же в рыжих кожаных панцирях лениво прохаживались римские легионеры, следившие за порядком.

Обойдя всю эту толпу по краю, опцион препроводил его до бараков, отделенных от остального порта каменной стеной и крепкими воротами, у которых маячили человек шесть дюжих воинов при полном параде: в доспехах, со щитами и мечами. Охранники, выяснив, по какой надобности сюда явился опцион, пропустили их беспрепятственно. За стеной обнаружился обширный двор, точнее, часть мощеной камнями набережной и бараки, примыкавшие торцом к нижней части скал, служивших основанием для всего города. По набережной к дальней квинкереме маршировала центурия солдат.

Не обращая на них внимания, опцион вошел внутрь ближайшего барака и сдал Федора на руки местному центуриону — низкорослому, плечистому мужику с широким лицом. Затянутый в доспехи пожилой центурион сидел в глубине полупустого барака на деревянной табуретке за массивным столом на мощных ножках и что-то неспешно царапал на специальной дощечке. Его шлем с поперечным плюмажем лежал тут же на столе, рядом с кувшином вина и виноградной лозой. Сержант мельком огляделся. Помещение разделялось высокими перегородками на ячейки, до упора заставленные пустующими деревянными лежаками. Повеяло родной казармой.