Мерзкие дела на Норт-Гансон-стрит - С. Крэйг Залер

Детектив нахмурился, глядя на опухшую кожу вокруг правого глаза Кимми.

– Мне совсем не нравится этот парень, – заметил он.

– Как и мне! Я подумала, что он разбил мне всю голову, так было больно. Ну, и я оказалась на ковре – все кружилось, перед глазами плясали искры, – и слышала, как вода набирается в ванную. Он схватил меня за волосы, заставил встать, посмотрел мне в глаза, и такой: «Снимай одежду». Я замерла. Похолодела. Этот парень был прямо как настоящий носорог – я испугалась, что он меня изнасилует, и все внутри у меня превратится в пюре. Я просто стояла и дрожала – наверное, у меня был шок, – и он отвесил мне пощечину, и такой: «Давай, не тяни», и пока я снимала носки и ночную рубашку, думала о кошке со сломанной спиной, и о ювелирном магазине, где я работаю, и о рождественской упаковочной бумаге. На мне не было лифчика, поэтому я прикрыла сиськи – они у меня не очень-то большие, – а он наставил пистолет на мои шлепанцы, и такой: «Их тоже снимай». Я сняла, но сдвинула ноги – у меня не было ни малейших сомнений, что он сейчас меня изнасилует. – Кимми покачала головой. – Но он такой: «Садись на кровать». И я села. Сидела голая и смотрела, как заряжается телефон – будто там рок-концерт показывают. Мне казалось, что это продолжалось бесконечно. Потом появилось одно деление, и я сказала ему, что телефон уже работает. Он кивнул, и такой: «Давай отнесем его в ванную комнату».

Рассказчица сделала паузу, перевела дух и заговорила снова:

– Вода там все еще набиралась, и он ее выключил, опустил стульчак, и такой: «Садись». Ну, я села – вся голая и вся трясусь. «Пиши Мелиссе, – сказал он мне. – Пусть вернется домой прямо сейчас». Ну, я спросила, что написать, чтобы она вернулась, а он наклонился над ванной, взял бритвенное лезвие, и такой: «Подумай о чем-нибудь хорошем». Совсем непросто думать о чем-нибудь хорошем, когда ты голая с незнакомцем в своей собственной долбаной ванной комнате, а он тебе такое говорит. И я стала плакать – по-настоящему, сильно – а он такой: «У тебя есть сорок пять минут, чтобы она вернулась. Не стоит тратить время на рыдания». Он был спокойным, как мой учитель вождения. Или как парни, играющие на бас-гитарах. У меня ушло пять минут, чтобы что-нибудь придумать, и я такая: «Я кое-что придумала», а он такой: «И что же?», и я такая: «Я напишу ей, что приехала ее мать, которая хочет ей что-то сказать». Тогда он спросил, любит ли Мелисса мать, ну, я и говорю: «Как большинство людей – на самом деле нет, но ты вроде как ей всем обязана, так что будешь стараться изо всех сил». И он такой: «А если она позвонит матери?», и я такая: «Зачем ей звонить, если мать уже здесь?» – Кимми подалась в сторону Беттингера. – Правильно же?

Детектив кивнул.

– Но тогда он такой: «Ее мать может позвонить ей в течение ближайших сорока минут?», а я такая: «Ну, это вряд ли». И тогда он сказал: «Надейся, что так и будет», и указал на бритву в футляре, на случай если я о ней забыла. На случай, если эта гребаная дрянь выскользнула из моего внимания. Придурок. Ну, я написала Мелиссе, что приехала ее мать и хочет поговорить с ней о чем-то личном, а парень забрал мой телефон и сказал, чтобы я сидела в ванне. Я едва не закричала, когда мои интимные места коснулись воды – она была ужасно горячей. У меня кожа до сих пор красная. Потом мой телефон звякнул, и он показал его мне. Мелисса написала в ответ: «Я скоро буду дома», а он такой: «Мне ответить?» Я кивнула, а он спрашивает: «Ты как пишешь – “жду-жду”?», а я такая: «Ну да». Он послал ей ответ, и я знала, что Мелисса направляется сюда, – где жуткий огромный афроамериканец в лыжной маске и перчатках держит меня голой в ванной, и никто не знает, что он может сделать. И я почувствовала себя виноватой. Я сказала себе, что все это происходит – это безумное хреново дерьмо – из-за ее парня Себастьяна, но я не имею с ним ничего общего, если не считать того, что мне приходится смотреть кабельное телевидение, когда он приходит… И все равно я чувствовала себя дерьмово. Ведь кто знает, что этот тип мог с ней сделать, если она не знает того, о чем он будет у нее спрашивать. А я сижу здесь, я свидетельница, и он наверняка убьет нас обеих… Так вот, я некоторое время думала такие мысли – казалось, прошла неделя, но, скорее всего, не больше десяти минут, – когда телефон снова звякнул. Он прочитал сообщение и помрачнел. Я спросила у него, не Мелисса ли это, он сказал, что нет, и тогда я спросила, кто, а он такой: «Не подписано». Велел мне вылезти из ванны и идти в гостиную, и я так и сделала. Меня трясло, я не понимала, что происходит, и спросила у него, но он приказал мне подойти к двери. Ну, я и подошла.

Кимми показала на кладовку у входа.

– А он встал туда. Направил на меня пистолет, и такой: «Надень цепочку на дверь», и я такая: «Как Мелисса войдет, если я надену цепочку?», а он мне: «Задашь еще один вопрос, и мы вернемся в ванную», и я поняла, что он имел в виду. И накинула цепочку. Тогда он сказал, чтобы я посмотрела в глазок, и я посмотрела. А он: «Там кто-нибудь есть?», и я сказала: «Никого». Там вправду никого не было. А он говорит: «Оставь цепочку на месте, но отопри остальные замки и приоткрой дверь, посмотри, есть ли что-нибудь на полу», и я поняла, что именно про это было анонимное сообщение. Я была вся мокрая и вся жутко дрожала, а те места, куда он меня ударил, горели так, словно по мне ползали огненные муравьи, но я отперла замки, приоткрыла дверь и выглянула в коридор, и там лежала груда одежды. Спортивные штаны и спортивная куртка, нижнее белье и носки. И еще лыжная маска – как у него. Ну, я сказала, что там, а он говорит: «Забирай все». У меня очень тонкая рука, и я сумела забрать вещи, не снимая цепочки. Потом он заставил меня снова запереть замки и взял куртку от спортивного костюма. На ней была кровь, а когда он стал осматривать маску, то понял, что внутри что-то есть. Он засунул пальцы в отверстия для глаз и вытащил какие-то темные штуки, похожие на кошачье дерьмо. Пальцы ног – афроамериканца.

Беттингер догадался, что молодая женщина использует этот громоздкий (и зачастую ошибочный) политически корректный термин ради него… И, вероятно, так же она поступает в присутствии всех людей, чьи пальцы ног напоминают кошачье дерьмо.

– Мой сотовый звякнул, он вытащил его из кармана и взглянул на дисплей, но я решила, что мне лучше воздержаться от вопросов, – рассказывала дальше Кимми. – Парень посмотрел на меня и сказал: «Возьми мешок для мусора и мешочек для льда», и я пошла на кухню. Он положил пальцы на лед, засунул мешочек в куртку и убрал это и остальную одежду своего напарника в мусорный мешок. Потом посмотрел на меня, и такой: «У тебя минута на то, чтобы одеться». Мы перешли в мою спальню, где я надела джинсы и свитер, и он протянул мне мусорный мешок, а пистолет засунул в карман, но продолжал крепко сжимать рукоять. Затем схватил меня другой рукой, и такой: «Мы идем в вестибюль». Заставил меня выглянуть за дверь и убедиться, что там пусто. Я никого не увидела, и мы пошли к лифту. Когда двери лифта открылись, в нем оказалась пожилая женщина, которая спускалась вниз, но парень стоял в стороне, чтобы его никто не заметил. И не снял маску. Мы дождались, когда лифт придет снова, сели в него, он нажал кнопку первого этажа, а я сказала, что хочу получить мой телефон обратно. На секунду мне показалось, что он ударит меня, как в самом начале, но вместо этого он такой: «Я не собирался тебя убивать. Лишь напугать». И я практически уверена, что он сказал правду. Потом лифт остановился, и он такой: «Извини». А я такая: «Да пошел ты!», потому что… ну… я все еще была напугана, а он действительно убил кошку, а это отвратительно. Дверь открылась, только я не смогла ничего толком разглядеть. В вестибюле было темно – кто-то выключил свет, – но я видела там четырех парней. Они нас ждали.