Гленнкилл - Леони Суонн

Они оглянулись, услышав крик.

От скалы к ним приближался… Ричфилд.

— А ну, к порядку! — проревел он. — К порядку! Вас что, ни на минуту нельзя оставить одних?

Ричфилд на Месте Джорджа вновь принялся за цветы носорадки.

Овцы в полной растерянности переводили глаза с одного Ричфилда на другого.

— Вот Сэр Ричфилд, — прошептала Хайде, глядя на Ричфилда, который призывал их к порядку. — Но и там тоже… Ричфилд.

— Нет, — раздался голос Мисс Мапл, любопытной тенью возникшей рядом с Ричфилдом. — Там Мельмот.

Появление Мельмота вызвало в стаде такой переполох, какой мог бы вызвать только настоящий волк. Мельмот был больше, чем просто пропавшим без вести бараном. Он был легендой, как Джек-отшельник, не стригший волос, или семирогий козел — привидение, которым пугали строптивых ягнят, когда другие меры не помогали. Он был примером того, что может случиться с ягненком, когда он отходит от стада, ходит к скале, ест неизвестный корм и не слушает мать.

«Вот и Мельмот так перегнулся, и больше мы его не видели», — говорили ягненку, когда он из любопытства подходил близко к обрыву.

«Вот и Мельмот наелся болючей травы, а потом умер».

Мельмот, страшилка в воспитательном процессе ягнят, умирал тысячи раз, а теперь вот стоял перед ними в самом добром здравии. Маточные овцы тут же задумались, как им теперь удастся держать своих отпрысков в узде. Но самые страшные истории про Мельмота приходилось выслушивать зимнему ягненку. Теперь он прятался в тени изгороди и во все глаза смотрел на Мельмота.

— Ричфилд раздвоился! — распевали на все лады ягнята, кроме одного, который, как обычно, молча нырнул в мягкую шерсть Клауд.

Все понимали, что Мельмот — это не простой баран. Кто-то уже назвал его «нестриженым», при этом толком не понимая, что это — оскорбление или признание его исключительности. Впрочем, после того как Ричфилд объяснил брату, почему нельзя пастись на Месте Джорджа, к Мельмоту стали относиться вполне дружелюбно.

— У него хорошая шерсть, — с уважением заявила Клауд. — Косматая, конечно, но густая.

— У него приятный голос, — добавила Корделия.

— Он забавно пахнет, — сказала Мод.

— Он оставит нам носорадки! — с надеждой воскликнул Моппл.

Разумеется, сразу же возник вопрос: кто же все-таки вожак стада?

— У нас не может быть двух вожаков, — сказала Лейн. — Даже если… — добавила она задумчиво, — они одинаковые.

Они были не против оставить вожаком Сэра Ричфилда. Но Ричфилд очень изменился. Он стал веселым, озорным, почти как молодой барашек. Казалось, что быть вожаком стада ему просто надоело. Он все время жался к Мельмоту. Никогда еще его не видели таким счастливым. Впрочем, пусть остается. Ведь он установил новое правило: ни одна овца не может покидать стадо, если не возвращается обратно.

Очень рано, раньше, чем обычно приходил к ним Джордж, на выгоне появился Габриэль. Без пастушьего посоха. Без собаки. Даже без шляпы. Но с трубкой во рту. И со стремянкой. Овцы гордились, что он застал их за делом. Пусть Габриэль видит, что среди них нет лентяев.

Но Габриэль не слишком обрадовался. Может, ему не нравился Мельмот? Хотя, кажется, он даже не заметил появления еще одного барана. Он быстро оглядел своих овец, пасущихся на огороженном участке луга, и со стремянкой направился к Вороньему дереву.

С двух сторон выгон был обнесен живой изгородью. Она не стала бы серьезным препятствием, если бы какая-нибудь овца решила удрать. Но она ограничивала обзор, заставляя сосредоточиться на сочной зелени луга, подавляя желание его покинуть. Джордж называл это «психологической преградой».

Между кустами росло три дерева: Тенистое дерево, под которым летом можно было наслаждаться прохладой, маленькая яблоня, которая — к негодованию овец — сбрасывала свои яблоки, когда они были еще размером с овечий глаз и кислые, как Уиллоу в худшие свои дни. И третье, Воронье дерево. Там жили птицы, кричавшие с рассвета до заката. Днем они молчали.

Как раз к Вороньему дереву шел Габриэль. Он приставил лестницу к стволу. Влез на нижнюю ветку. Птицы поняли, что намерения у него серьезные, и взлетели — голуби, вороны и черно-белые сороки.

Габриэль поднимался все выше. Овцы наблюдали за ним.

— Он любит сорок, — сделал вывод Моппл. Впервые он хоть что-то сказал о Габриэле. Была бы его воля, Габриэль и его странные овцы никогда бы не появились на этом лугу. Они уже дочиста объели траву за загородкой, к тому же среди них есть один баран, на которого все время беспокойными глазами поглядывает Зора. От Габриэля тоже пока мало пользы. Что он, собственно, для них сделал? Ни репы, ни клевера, ни сухарей, ни сена. Он не почистил поилку, хотя, по мнению Моппла, сделать это было нужно в первую очередь. Вчера Габриэль весь день без толку шатался по выгону. А сегодня полез на дерево! Птицы подняли крик, и по праву. Если Габриэль вот так понимает свои обязанности, то для них наступают беспокойные времена.

Мускулистая фигура Габриэля мелькала между веток. Он поднимался все выше и выше. Как кошка. И, как кошка, заглядывал в птичьи гнезда.

Овцам это вскоре наскучило. Если бы Мисс Мапл не настаивала, что надо внимательно следить за Габриэлем, они давно бы занялись чем-нибудь другим. Они пристально смотрели вверх, пока у них не закружились головы от такого напряжения. Даже Мельмот не отрывал от Габриэля своего странного взгляда.

Но все-таки самое главное увидел Сэр Ричфилд. В одном из гнезд Габриэль нашел то, что искал. Ключ. Зора, Мапл и Отелло тоже увидели его. Но только Ричфилд заметил, что это был не тот ключ, который Джош вынул вчера из коробки с овсяным печеньем.

— Маленький и круглый, — сказал Сэр Ричфилд. — Ключ из гнезда маленький и круглый. А вчерашний ключ был длинным и угловатым.

Овцы были поражены наблюдательностью Ричфилда. А тот от избытка чувств даже не обратил внимания на то, что сумел вспомнить события вчерашнего дня. Появление Мельмота явно шло ему на пользу.

Память у Габриэля оказалась хуже, чем у Сэра Ричфилда. А может, он не успел вчера толком рассмотреть ключ. Во всяком случае, он был рад находке. Но когда он вставил ключ в замок, его радость померкла. Габриэль сердито свистнул.

Овцы Габриэля, услышав этот свист, почему-то запаниковали. И только когда Габриэль пошел по тропинке в сторону деревни, они успокоились. Овцы Джорджа с удивлением смотрели на них, пока их внимание не привлек еще один звук.

Мельмот стоял у дольмена и хихикал.

Овцы скоро поняли, что Мельмот не простая овца. И оказывал он на них странное действие. Например, заставлял их разбредаться. Если он был среди них, они не могли пастись, как все нормальные овцы, стадом. Непроизвольно они отдалялись друг от друга, словно в стадо затесался волк. Разумеется, неторопливо, почти незаметно, пощипывая траву. Им становилось неуютно.