Слабая женщина, склонная к меланхолии - Ирина Волчок

– Склонная к меланхолии, – с нескрываемым сарказмом подсказала Светка. – Знаем, знаем. Слышали уже. Перед кем-нибудь другим придуряйся. Иди скорее… Да! И приглядись к тому менту, который у палаты торчит. Что-то он мне не очень нравится. Щуплый какой-то. А сам спокойный. Чего это он такой спокойный, если такой задохлик? Это подозрительно…

Подозрительный мент, который торчал у пятой палаты, показался Асе не таким уж и подозрительным. И уж конечно, никаким не щуплым. Просто Светка всех мужиков, которые весили меньше центнера, считала задохликами. Этот весил меньше центнера килограммов на двадцать. Нормальный мент. И глаза у него нормальные. Спокойные, да. Как у того, которого Ася сначала приняла за киллера. Наверное, и улыбается этот мент так же, как тот. Ася остановилась напротив подозрительного мента и строго спросила:

– Вы знаете, кто я?

– Так точно, – ответил мент и шуршнул бахилами.

Это он так каблуками щелкнул. Хотел щелкнуть.

– Если можно, дайте, пожалуйста, развернутый ответ, – попросила Ася.

– Так точно, я знаю, кто вы, – дал мент развернутый ответ без тени улыбки.

– Хорошо, сформулирую вопрос точнее, – терпеливо сказала Ася, с интересом разглядывая серьезное лицо парня. – Знаете ли вы мои имя, должность и причину, по которой я здесь нахожусь?

– Так точно! – уверенно отрапортовал мент. Подумал пару секунд и добавил: – Я знаю ваше имя. И должность. А причину предполагаю.

Ни разу не улыбнулся. И выражение глаз не изменилось. Очень спокойные глаза. Действительно подозрительный мент. Ладно, кто кого…

– И вы можете назвать их? – недоверчиво спросила она и сделала выражение лица типа «я догадалась: ты шпион».

– Так точно, могу, – совершенно серьезно ответил парень и сделал выражение лица «от шпионки слышу».

Ася хотела сказать: «Если можешь – назови», но передумала и вкрадчиво поинтересовалась:

– А свое имя вы знаете?

– Так точно, – после короткого раздумья уже не так уверенно ответил парень. – И свое тоже знаю.

Ни разу не улыбнулся! Светка права: очень подозрительный мент. Она уже собиралась продолжать допрос, но тут дверь палаты распахнулась и Тугарин с радостным нетерпением заговорил:

– Ася Пална! А мы вас ждем-ждем… А вы все не идете и не идете. А баба Женя нам тут всякие ужасы рассказывает и рассказывает! Оказывается, у вас такая нервная работа! Баба Женя и о вас много чего рассказывала… Оказывается, вы правда колдунья!…

Ася последний раз внимательно посмотрела в серьезные, спокойные, даже несколько печальные глаза автоматчика, отвернулась и шагнула в палату. На пороге оглянулась – автоматчик смотрел на нее и улыбался от уха до уха, блестя прищуренными глазами и по-детски морща пересеченный давним шрамом нос. Да нет, нормальный парень, Светке просто что-то показалось… Ася удовлетворенно кивнула с выражением лица типа «так будет с каждым», вошла в палату и закрыла за собой дверь.

Со вчерашнего дня в палате кое-что изменилось. Остались только две железные кровати. Диван был сложен, постельные принадлежности с него исчезли. На свое законное место вернулось одно кресло. В кресле сидела баба Женя, вязала крючком тонкое кружево и что-то полушепотом говорила Гонсалесу. Гонсалес с интересом слушал и делал испуганные глаза. Испуганный глаз. Правый. Левый-то у него был залеплен марлевым квадратом. При появлении Аси баба Женя торопливо полезла из кресла, встала по стойке «смирно» и с довольствием доложила звонким пионерским голосом:

– Ася Пална! За время вашего отсутствия никаких безобразных происшествий не произошло! Мальчиков я всех накормила! Кушали хорошо!

Особенно вот этот, больной жулик. А я вяжу из катушечной ниточки, она гладенькая, от нее никакого мусору, так что Светлана Алексеевна разрешила.

– Баба Женя, я не жулик, говорил ведь уже… – Гонсалес поднялся с кровати и шагнул к Асе. – Привет, командир. Что, веснушки сегодня не пудрила? Или я вижу лучше, чем вчера?

– Вы видите точно так же, как видели всю жизнь, – официальным голосом сказала Ася. – Не думаю, что лучше. Надеюсь, что не хуже… Больной, сядьте, пожалуйста, я хотела бы посмотреть ваш глаз.

– Я уже во как насиделся! – Гонсалес коротко рассмеялся, вдруг протянул руки, взял Асю за плечи, развернул к окну, наклонился и близко заглянул ей в лицо. Удивленно сказал: – Правда серые… А вчера черные были.

Баба Женя всполошилась, подскочила к Гонсалесу, дернула за рукав, испуганно зашипела:

– Убери руки! Ишь, чего учудил – Асю Палнy руками трогать! Совсем страх потерял!

– Отпусти доктора, будь так любезен… – Тугарин говорил подчеркнуто вежливо, но тон у него был откровенно угрожающий. – А то сейчас к койке пристегну.

Гонсалес опять коротко рассмеялся, отпустил Асю, отступил к своей кровати, сел и насмешливо спросил:

– Командир, чего они все тебя так боятся? Может, ты родня начальника всей местной ментуры?

– Может быть, может быть… Об этом надо у тети Фаины узнать. А кто у нас начальник?…

Она не думала о том, что говорит. Она думала о том, что Гонсалес уже без наручников. А она сразу и внимания не обратила. Ну да, чего удивительного – больной без наручников? Больной в наручниках – вот это удивительно. Но Гонсалес даже на носилках, говорят, лежал в наручниках. Потом его к кровати приковывали. Потом Тугарин к себе его приковывал. А теперь этот опасный преступник гуляет себе свободно и хватает ее за плечи нескованными руками. Интересно, интересно… Что-то очень сильно изменилось буквально за последние сутки. Кажется, Тугарин собирался ей что-то сообщить, но сказал, что это не телефонный разговор. Наверное, что-то новое в их расследовании. Тогда при чем здесь она? Похоже, не только Светка хочет втравить ее во все это…

Она смотрела правый глаз Гонсалеса – все в порядке, щупала синяк вокруг глаза – ничего страшного, опухоли уже почти нет, осторожно заглянула под повязку на левом глазу – все-таки Плотников гений, не будем скрывать, – а сама все время думала о том, что могло измениться за последние сутки… Поэтому совершенно не уловила смысла того, что сказал Гонсалес. Виновато переспросила:

– Простите, что вы сказали? Я немножко отвлеклась и не поняла… Повторите, если не трудно.

– Я не знаю, кто у вас начальник, – повторил Гонсалес с непонятным выражением. – Я же не местный. Я только его заместителя знаю. Дядю Сережу… э-э… Сергея Матвеевича Панеева. Вы его знаете?

– Он у нас лечился? Нет, что не оперировали – это точно. Я бы помнила…

– Не было у нас такого, – подала голос баба Женя. – Я бы тоже помнила.

Гонсалес оглянулся на нее, заметно помрачнел и безо всякой связи с темой разговора с досадой сказал:

– И отец что-то долго не идет… Скорее всего – завернул к каким-нибудь друзьям. Вот бы совсем некстати…

– Идет отец, идет, – успокоил его Тугарин. – Никуда он не заворачивал, не беспокойся. Его наши встретили, уже сюда везут. Минут через десять будут. Только ты имей в виду: я при вашей встрече присутствовать должен… Ася Пална, я у вас спросить хотел… То есть сказать кое-что. То есть попросить глаза у меня посмотреть. Что-то они красные какие-то. И режет, как песок насыпан.