Клянусь, что исполню... - Хилари Норман

– Ты сошла с ума, – тихо произнес он.

– Ни в коем случае. – Кэри встала, вернулась обратно за дальний конец стола и собрала свои папки. – Для тебя будет куда лучше, если ты поймешь, что я в совершенно здравом рассудке. И если ты хоть одним словом возразишь против условий, на которых я потребую развода, если хоть в чем-то воспротивишься моим требованиям, я не только искупаю тебя в самом вонючем болоте, какое найду, но и вываляю вместе с тобой в грязи обеих твоих возлюбленных.

Она развернулась, быстро прошла к двери, распахнула ее и покинула зал заседаний, не удостоив Джима ни единым взглядом. Он потрясенно глядел ей вслед. Дверь за ней захлопнулась. В голове у Джима снова и снова звенели ее слова. За все свои тридцать лет он не слышал подобной чепухи, ничего более глупого, смехотворного. И возмутительного. Особенно когда это касалось Энни. Он еще мог допустить, что жена приревновала его к Оливии, красивой незамужней женщине, хотя, бог свидетель, между ними никогда ничего не было. Но Энни… как можно подумать такое о ней?! На самом деле Джим понимал, для Кэри это просто удачный способ добиться своих целей. В нем разгорался гнев, более жгучий, глубокий, куда более страшный, чем та ярость, которая охватила его, когда он узнал об измене жены.

– Как она смеет? – пробормотал он, не замечая, что говорит вслух. – Как она смеет? – Он крепко стиснул кулаки на подлокотниках кресла, остался сидеть, позволяя гневу подниматься все выше и выше, наполнять его, пожирать, даже в самом пылу ярости понимая, что, раз уж это неизбежно, лучше позволить ему разгореться в полную силу здесь, в кабинете, где его никто не увидит. Где нет соблазна выплеснуть злобу на мужчину и женщину, которых он с этой минуты возненавидел горячо и искренне, всей душой.

Постепенно гнев угас. Неизвестно сколько времени прошло, пока наконец Джим Ариас, точнее, его внешняя оболочка, упакованная в костюм от Гивза и Хоука, сумела обуздать бушевавший внутри взрыв ненависти.

– Хорошо, – еле слышно сказал он себе. – Держись, старина.

Он закрыл глаза, глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и снова открыл их. Раскаленная добела ярость отпылала, оставив в душе темную, бездонную пропасть презрения. И безмерную печаль. Кэри похитила самую лучшую, самую чистую часть его жизни, дружбу с Оливией и Энни, и теперь пыталась запятнать ее, вывалять в мерзейшей грязи.

Он ей не позволит. Ни за что не позволит. Даже сейчас, еще не отойдя от припадка бешеной ярости, до сих пор сидя во главе того самого стола, где он услышал эту гнусную новость, Джим прекрасно понимал одну вещь. Что бы он ни чувствовал, гораздо важнее было уберечь Оливию и Энни. В конечном счете он сомневался, что Кэри осуществит свои угрозы. Разоблачения такого рода могут в конце концов обернуться против нее самой. Он надеялся – правда, надежда была очень слабой, – что в Питере осталась хоть капля порядочности и он заставит ее рано или поздно остановиться. Но он не мог идти на риск.

Хорошо еще, грустно усмехнулся он про себя, когда успокоился настолько, чтобы суметь собрать папки и выйти из кабинета, что у них нет детей, которых Кэри могла бы использовать при разводе как козырную карту. Он вздохнул. В конце концов дело коснется только денег, а Джим мог позволить себе редкое, не каждому выпадающее утешение – знать, что даже после этого денег у него останется больше чем достаточно.

За последующие три месяца они с Питером виделись всего один раз, поручив ведение процесса своим адвокатам. Они встретились совершенно случайно, в отделе игрушек универмага «Ф. А. О. Шварц» в Нью-Йорке.

Джим пришел купить новые игрушки для коллекции, которую начал собирать в прошлом году в подарок Уильяму, шестилетнему сыну Энни. Он заметил Питера только тогда, когда, уже собираясь уходить, протянул кассирше свою карточку «Америкэн Экспресс» и ждал, пока завернут покупки. Брат стоял возле большой электрической немецкой железной дороги. Он смотрел на Джима, и на его лице была написана внутренняя борьба: то ли подойти к брату и заговорить, то ли скрыться поскорее, пока его не заметили.

Джим коротко кивнул, и Питер направился к нему. Он натянуто улыбался, красивые губы сжались в тонкую черточку.

– Привет, Джимми.

– А, Питер.

Они не виделись довольно давно. С тех пор как Кэри впервые рассказала Джиму о своем романе между братьями, произошло немало жарких стычек. Но теперь в душе Джима не было ни страсти, ни ярости, они погибли, вытесненные нескончаемой судебной тяжбой и все более утомительной обязанностью каждый день видеть свою неверную жену на работе. Раньше Джим и предположить не мог, что когда-нибудь сможет считать Кэри и ее злой язык всего лишь утомительными, но теперь ее язвительные выпады почти совсем не ранили его. Ему чудилось, что кожа его покрылась толстым защитным слоем, и это помогало ему благополучно проводить встречи с клиентами, заседания, деловые завтраки, презентации, вечеринки – словом, все мероприятия на благо агентства «Бомон – Ариас».

– Надо же – встретиться в таком месте, – заметил Питер.

– Чего только не бывает, – неохотно откликнулся Джим.

– Я покупаю подарок для Энди ко дню рождения.

У Питера и его бывшей жены Дейзи было двое детей, Эндрю и Пол.

– Я уже купил ему подарок, – тихо сказал Джим.

– А этот, значит, не для Энди?

– Нет.

– Я, видишь ли, сам хотел купить ему поезд.

– Покупай, – сказал Джим. – Эти поезда не для Энди.

В этот миг продавщица вернула Джиму кредитную карточку.

– Сэр, в этом почтовом индексе нет ошибки?

– Это британский индекс, – пояснил Джим, вчитываясь в адрес на квитанции. – Все правильно.

– Можно уточнить имя, сэр? – Продавщица улыбнулась, извиняясь. – Если не ошибаюсь, Уильям…

– Уильям Томас, – подсказал Джим.

– Ах да, верно, Томас. – Девушка снова улыбнулась. – Спасибо, сэр.

– Не стоит благодарности, – ответил Джим.

– Это, должно быть, сын твоей подружки Энни? – спросил у него из-за спины Питер.

Джим обернулся к нему:

– Да.

– Приятно, наверное, иметь такого доброго… – Питер едва заметно издевательски усмехнулся, – дядюшку? Он зовет тебя дядей, Джимми?

– Нет, – отрезал Джим, чувствуя, как горло сжала волна ярости, которую он считал изничтоженной или, по крайней мере, управляемой. Он с отвращением взглянул на брата. – До свидания, Питер.

Питер опять улыбнулся. Улыбка вышла кривой.

– Еще увидимся.

– Надеюсь, что не скоро, – проговорил Джим.

Но гораздо больше всех финансовых разногласий Джима злило то, что Кэри не только настояла на сохранении делового партнерства, таким образом закрепив за «Бомон—Ариас» всех клиентов, добытых благодаря личным талантам Джима, но и сделала так, что в принятии серьезных решений он остался без права голоса и, следовательно, лишился всякой власти. Кэри вообще перевернула все с ног на голову, ухитрившись обратить свои отвратительные поступки себе на пользу.