Без ума от герцога - Элизабет Бойл

Неисправимая девчонка, молча негодовала Элинор. Выбрала самое неподходящее время. И хуже того, продолжает настаивать, чтобы мистер Сент-Мор организовал это дорогое удовольствие, когда она категорически запретила это делать!

— Замечательно продвигаются, мисс Рэкстон, — ответил он. — Во вторник днем вас устроит?

Надув губки, девочка обдумывала его вопрос.

— Если это…

— Тия! — воскликнула Элинор.

— Ну, если моя сестра настаивает, вторник вполне подойдет, — заключила Тия. Она уже собралась подняться, но передумала и, опасно перегнувшись через перила, добавила, — Я люблю яблочные пирожные, ветчину, мясной пирог. Элинор тоже это любит. И еще она обожает мягкий сыр, французский, если вы сможете его достать…

— Сию секунду отправляйся в свою комнату! — указала пальцем наверх Элинор. — Или единственное, что получишь во вторник, — это урок чистки серебра от миссис Хатчинсон.

Этого было достаточно, чтобы ее младшая сестрица тут же ретировалась.

Наклонившись, мистер Сент-Мор в своей обычной дразнящей манере спросил:

— Ваша экономка даже умеет чистить серебро?

— Сомневаюсь, — ответила Элинор, положив руку на его рукав. — Но моя сестра об этом не знает.

Он рассмеялся, обертоны глубокого мужского голоса дразнили ее чувства.

— Вам не нужно вывозить нас на пикник, сэр.

— Но я предложил и пообещал.

— Вы ничего подобного не делали. И не позволяйте ее выходке впутывать вас в это. Моя сестра неисправима.

— Я привык к неисправимым родственникам, — сказал он.

— Ей не следовало настаивать. Это неприлично, — сказала Элинор. О Господи, она читает тут лекцию о приличиях, хотя сама пять минут назад… Отмахнувшись от этой мысли, она продолжила: — К тому же сейчас вряд ли подходящее время года для пикника. — Она вздрогнула, подчеркивая свои слова.

— Вашу сестру это, похоже, не пугает, — сказал Сент-Мор и выглянул наружу. Думаю, такая погода подержится. — Он улыбнулся. — Что скажете, леди Стэндон? Вам понравится сбежать из Лондона на несколько часов? Вы ведь любите провинцию?

— Да, но…

— Вы не хотите размять ноги и погулять? Дать собакам порезвиться несколько часов?

— Да, но я не могу потакать прихотям моей сестры…

— Это не потакание. К тому же у меня есть собственность… за которой я присматриваю. Ее сейчас перестраивают. Я был бы рад, если бы вы посетили ее со мной и высказали свое мнение о работах.

— Несмотря на мой своеобразный вкус в платьях? — поддразнила его Элинор.

Его глаза блеснули озорством.

— Именно из-за него. Для меня это много значит.

Как она могла сопротивляться подобному призыву?

— Это звучит восхитительно.

— Отлично, — сказал он. — Я все устрою.

Сент-Мор снова поклонился и вышел, Когда дверь захлопнулась за ним, Элинор поплелась назад в гостиную и рухнула на диван, прижав пальцы к губам.

Она не думала, что сможет простоять на ногах хоть секунду.

— Элинор Стерлинг! — воскликнула Люси, как делала тетя Беделия, когда решала, что чье-нибудь платье никуда не годится. — Какая ты проказница! Привела беднягу в ужасное состояние. — Она тоже рухнула в кресло и залилась смехом.

— Не вижу в этом ничего смешного! — скрестила руки на груди Минерва. — Элинор, ты целовалась с ним! Опять! Я думала, после прошлой ночи…

— Прошлой ночи? — вскочила Люси. Она долго смотрела на Элинор. — О Господи! Это ты была на балу у Сетчфилда. Это о тебе все говорят!

— Я боялась, что до этого дойдет, — застонала Минерва.

— Нет-нет, — быстро проговорила Люси, — никто не знает, кто именно была эта парочка. Но предположения сегодня строят самые невероятные. — Она снова выпрямилась и вздохнула: — Какая досада! Знать причину самых жарких дебатов в разгар лондонского сезона и не сказать ни слова.

— Люси, ты ведь этого не сделаешь? — Элинор украдкой взглянула на дверь.

— Элинор Рэкстон Стерлинг, я не болтушка, — заявила Люси. — Мой отец в гробу перевернется, если я стану выбалтывать секреты. Но как приятно знать кое— что неизвестное даже тете Беделии.

— Пока неизвестное, — покачала головой Элинор.

Джеймс вошел в дом, распахнув дверь.

Для большинства людей это заурядное дело, но герцог Паркертон никогда не открывал дверь сам. Скорее всего, он без рекомендаций уволил бы пренебрегшего своими обязанностями лакея, которому полагалось охранять священный вход. Но сейчас Джеймс заметил отсутствие слуг, только оказавшись в середине холла.

Он не знал, что больше выбило его из колеи: то, что некому немедленно позаботиться о его нуждах (которых у него не было), или то, что он осознал ситуацию лишь через полдесятка шагов.

С другой стороны, он был не один, поскольку с лестницы спускался Джек, который явно спешил.

— Вот и ты! А как моя лошадь? Моя карета?

— В конюшне, — ответил Джеймс.

— Но ты пришел пешком. — Джек, скрестив на груди руки, поднял брови. — А это значит, что ты либо потерял мой экипаж, либо его украли.

Боже милостивый, когда это его младший брат начал смотреть и говорить… как он сам?

Одни обвинения без фактов.

— Я поставил карету в конюшню, потом пришел домой. — Джеймс попытался обойти брата, но тот преградил ему дорогу.

— Ты пришел?

С Джеймса было довольно. Теперь Джек начал говорить, как их отец.

— Да, пришел. А теперь мне надо вымыться и переодеться, у меня назначена встреча.

Он двинулся дальше, все герцогское достоинство и высокомерие старшего брата вели его вперед, пока Джек снова не заговорил:

— Что ты сделал с моим сюртуком, черт побери?

Джеймс поежился. Черт! Он думал, что Джек не заметит. Он надеялся, что Ричардс устранит последствия рукоделия леди Стэндон, чтобы его брат ничего не заподозрил.

Но Джек, который всегда смотрел в корень, мог задать тот единственный вопрос, которого Джеймс хотел избежать.

«Что ты делал без сюртука?»

На самом деле важнее, что он делал, когда его сюртук вернулся на место. Но Джек, слывший в свое время самым отъявленным лондонским повесой, считал, что скандальные действия совершаются без сюртука. Джеймс тоже так думал всего час назад.

Когда леди Стэндон втянула его в поцелуй, надевая сюртук.

— Джеймс, что случилось с моим сюртуком? — повторил Джек.

Не обычное «Паркертон» или насмешливое «ваша светлость», но просто Джеймс.

— Леди Стэндон решила, что он плохо сидит…