Знак Лукавого - Борис Иванов

Бронетранспортер развернулся и теперь, оказавшись уже у нас в кильватере, тоже устремился под сомнительную защиту каменных исполинов. Жестяной крик из поднебесья повторился. Теперь его источник был уже заметно ближе. Похоже, что на Иста крик этот произвел куда большее впечатление, чем на нас. Мы-то были просто испуганы, а он – не только испуган, но и озадачен. Он явно не понимал чего-то. Но держался, явно стараясь сохранить лицо. Что-то указывал Ольгреду своей сухой рукой впереди. Бросал пристальные взгляды на небо и временами шептал про себя какие-то заклинания.

Тагара, похоже, впал в панику. Он казался зверьком, загнанным в ловушку. Ставшие круглыми и ужасно подвижными глаза его перебегали с одного из нас на другого.

– Я понял, – вдруг торопливо зашептал он. – Это за кем-то из нас. Я теперь не знаю – за мной или за тобой. Мутант… Управляемый. Таких Темные у себя выращивают…

Ольгред оторвал одну руку от баранки и сделал ею предупреждающий знак.

– Слышите? – негромко сказал он.

* * *

Мы замолкли. И действительно услыхали звук – какой-то привычный: ноющий и одновременно глухо тарахтящий.

«Вертушка», – сообразил я. – Тяжелый боевой вертолет…»

– Это помощь? – спросил я. Ольгред покачал головой:

– Нет… Это чья-то самодеятельность. Точнее, не чья-то, а наших – с ближней Базы. Гусарство чистой воды!

Звук вертолета приближался. Через несколько секунд мы уже видели его. «Вертушка» шла на высоте семисот – восьмисот метров к какой-то цели, которую я рассмотрел не сразу. А когда рассмотрел, то наконец понял, что вижу перед собой тварь.

Она была похожа на бабочку-бражника. Ее четыре крыла работали с такой быстротой, что почти сливались в одно радужное пятно. Но крылья гигантского насекомого несли «фюзеляж» сказочного дракона – ящера с ощеренной пастью. Издали трудно было оценить величину этого создания – уродливого и необыкновенно изящного одновременно. И только когда в поле моего зрения снова попал вертолет, я понял, что тварь превосходит его по размерам. Она, пожалуй, могла сравниться с межконтинентальным лайнером или крупным бомбардировщиком. И исполняла свою партию в той же тональности, что и оркестр, который звучал теперь с небес.

Это был звук низкий, воспринимаемый не столько слухом, сколько всем моим нутром – трепещущий и тревожный. Примерно тот, что издает мечущийся по комнате мотылек, залетевший в окно на свет свечи. Только этот трепет, что исходил от вибрирующих крыльев твари, был ощутимее в тысячи раз, чувствовался за километры, отделявшие нас от чудовища.

Этот тревожный трепет, звук винта и движка «вертушки», надсадный звук нашего мотора и скрежет камней под колесами обеих наших машин складывались в какую-то сумасшедшую какофонию, способную вывести из равновесия и покойника.

Ольгред, не отвлекаясь на происходящее в небе, сосредоточенно гнал «лендровер» к каменным гигантам. Нам же – мне и Дуппелю с Тагарой – ничего не оставалось, как пялить глаза на представление, разыгрывающееся уже почти над нами. Посмотреть было на что.

Теперь вертолет был уже в считанных сотнях метров от твари. Он стал набирать высоту и вдруг как-то неожиданно пыхнул тусклым огнем и облачком белесого дыма. На цель пошла пара ракет. Я успел подумать, что они, пожалуй, разнесут наконец чудище в клочья. Но надежда эта оказалась иллюзией: оба заряда легли мимо цели.

Зато вторую пару ракет «вертушка» выпустила чуть ли не в упор. На миг багровые вспышки взрывов и облако дыма почти скрыли тварь от наших глаз. Но уже через несколько секунд она снова была перед нами – целая и невредимая. Словно взорвались на ее шкуре не боевые ракеты, способные вывести из строя танк, а так – пара фейерверочных шутих.

Вслед за взрывами ракет с неба долетел гулкий вибрирующий стрекот крупнокалиберных пулеметов. Судя по всему, обстрел кусками свинца, величиной с хорошую сосиску каждый, летящими со скоростью, много превосходящей скорость звука, повлиял на чудище не больше чем легкий бодрящий массаж. Тварь круто взмыла ввысь. Похоже, что она вознамерилась атаковать вертолет сверху. Не знаю, сделал ли пилот «вертушки» роковую ошибку или попытался предпринять единственно возможный спасительный маневр, но все кончилось очень быстро.

Вертолет нырнул к земле, одновременно разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, и попытался уйти, стелясь над ровным, как стол, плато. Но тварь спикировала на него почти вертикально и вдруг дохнула длинной ослепительной струей пламени. Струя эта дотянулась до удирающей от нее «вертушки», ударила в нее, окутала коконом огня и погасла. Вертолет несколько секунд продолжал свой полет, чадя и оставляя за собой дымный шлейф, потом завалился набок, клюнул вниз и рассыпался пылающими клочьями обломков.

* * *

Казалось, наступила тишина. Только Дуппель загнул крепкое ругательство. И лишь сейчас я понял, что мы уже не мчимся по тряскому полотну плато, а стоим, почти упершись бампером в основание каменного «гриба». Он причудливым небоскребом высился над нами. Вокруг кучерявилась зеленью небольшая рощица, и сквозь заросли хилых деревцов и кустарника хорошо был виден притулившийся метрах в двадцати от нас бронетранспортер. Из него один за другим торопливо выскакивали солдаты и цепью рассыпались вдоль основания скалы. Только пулеметчик остался в машине да рядом с ней – бритоголовый полковник.

– Рассредоточиться! – скомандовал Горелов. – Прячьтесь в складках местности! В любой дырке, черт возьми! Не сбивайтесь в кучу, мать вашу! Все оружие – к бою!

Ольгред резко повернулся к нам:

– Вы что? Оглохли?! Делайте, как они!

Мы не заставили себя ждать и, вывалившись из вездехода, кинулись к скале. Ее, оказывается, рассекали глубокие вертикальные трещины. Виднелись и впадины, некоторые из которых вполне тянули на небольшие пещеры… Я оглянулся, чтобы сориентироваться: куда подались мои спутники и что там поделывает само чудище?

Тагара бежал прямо за мной. Куда делся Дуппель, было непонятно. А вот Ист с Ольгредом застряли около машины, препираясь. А что до твари, то она теперь была совсем рядом. Зависла прямо перед «грибной поляной» примерно на высоте метров двухсот. Нет, не было никакой тишины. Все вокруг содрогалось от мощной вибрации крыльев чудища. Теперь я имел возможность рассмотреть его как следует. Не могу сказать, что возможность эту можно было назвать счастливой.

На морде древнего ящера огромными полушариями выпирали фасеточные глаза исполинской стрекозы. А перед телом то ли змеи, то ли ящерицы были вскинуты и выставлены вперед – точно для защиты от чего-то – уродливые птичьи лапы с корявыми, заостренными пальцами-когтями. Не меньше чем в полтора человеческих роста каждый. Казалось, что тварь смотрит прямо на меня. И это парализовало. Я не мог заставить себя пошевелиться. Боялся выдать хоть одним движением.

Но тварь просто высматривала свои жертвы. Или делала выбор – с кого начать. Тагара уперся в меня руками и просто заставил двигаться дальше – к широкой расселине в скале. Я отступал туда почти что задом наперед и чуть ли не сворачивал себе шею не в силах оторвать взгляда от зависшего над нами монстра. Мною овладело – уже который раз в этих местах – чувство полной нереальности происходящего. Больше всего я желал в этот момент проснуться! Хотя бы в палате психиатрической клиники или в клетке вытрезвителя, но проснуться! И еще я наливался ненавистью к этой тупой гадине. На кой черт мы сдались ей? Неужели просто ненависть к роду человеческому двигала ею? Ведь те люди, оставшиеся лежать у дороги – теперь уже далеко позади, – не были съедены или ограблены. Нет, просто сожжены. Какого же черта?!