Дух мщения. Битва за Молех - Грэм Макнилл

— Локен, — чуть громче, чем шепотом, произнес Йактон Круз. — Рад тебя видеть, парень.

— Круз, — отозвался Локен, шагнув вперед и взяв старого воина за руку. Пожатие было крепким и жестким, словно Круз опасался его отпускать. — Что это за место?

— Место забвения, — сказал Круз.

— Тюрьма?

Круз кивнул, как будто ему не хотелось распространяться касательно мрачного предназначения безымянной крепости.

— Недоброе место, — произнес Локен, оглядывая безликие стены и невыразительно-формальное суровое убранство. — Не из тех, где легко закрепляются идеалы Империума.

— Может, и нет, — согласился Круз, — однако только юные и наивные могут верить, будто войны можно выигрывать без подобных мест. И, к моему постоянному сожалению, я не отношусь ни к тем, ни к другим.

— Никто из нас не относится, Йактон, — сказал Локен. — Но почему ты здесь?

Круз замешкался, и Локен заметил, как его взгляд метнулся в сторону Тизифона, громадного обоюдоострого меча, пристегнутого за спиной.

— Ты их взял? — спросил Круз.

— Всех, кроме одного, — отозвался Локен, гадая, почему Круз оставил его вопрос без внимания.

— Кого ты не забрал?

— Севериана.

Круз кивнул.

— Изначально предполагалось, что его будет сложнее всего убедить. Что ж, наше задание из почти невыполнимого только что стало практически самоубийством.

— Думаю, потому-то он и не согласился.

— Он всегда был умен, — заметил Круз.

— Ты его знал? — спросил Локен и немедленно пожалел об этом, увидев, как взгляд Круза стал отстраненным.

— Я сражался рядом с Двадцать пятой ротой на Дахинте, — сказал Круз.

— Смотрители, — произнес Локен, вспомнив тяжелые кампании по зачистке брошенных городов от машин-падальщиков.

— Да, это Севериан провел нас через защитные контуры Кремниевого дворца во внутренние районы Архидроида, — отозвался Круз. — Он избавил нас от месяцев мясорубки. Помню, как он впервые сообщил о…

Локен привык к блуждающим воспоминаниям Круза, однако сейчас было не время потакать его любви к древней истории легиона.

— Нам нужно идти, — произнес он прежде, чем Круз успел продолжить.

— Да, ты прав, — со вздохом согласился Круз. — Чем скорее я уберусь из этого проклятого места, тем лучше. Необходимость — это прекрасно, но наши поступки во имя нее от этого не становятся легче.

Локен повернулся, чтобы взойти на борт «Тарнхельма», но Круз не двинулся за ним.

— Йактон?

— Это будет для тебя нелегко, Гарвель, — произнес Круз.

— Что будет? — сразу встревожившись, спросил Локен.

— Кое-кому здесь нужно с тобой поговорить.

— Со мной? Кому?

Круз наклонил голову в направлении тюремщиков в красной броне, которые бросились строиться в формацию сопровождения.

— Она звала тебя по имени, парень, — произнес Круз.

— Кто звал? — не понял Локен.

— Тебе лучше взглянуть самому.

Из всех преисподних, которые Локен воображал и где бывал, мало какие могли сравниться с унылым запустением этой орбитальной тюрьмы. Казалось, каждая деталь ее конструкции специально рассчитана, чтобы сокрушать человеческий дух — от мрачно-казенной обыденности ее внешнего вида до подавляющего мрака, который не давал покоя и никакой надежды, что местные обитатели когда-либо вновь увидят открытое небо.

Круз погрузился на борт «Тарнхельма», оставив его под присмотром тюремщиков крепости. Те перемещались четкими движениями, и, похоже, их мало заботило то обстоятельство, что он — воин легионов. Для них он был лишь очередной деталью, которую необходимо учитывать в протоколах безопасности.

Они вели его по сводчатым коридорам из темного железа и гулким залам, где до сих пор присутствовали слабые следы крови и экскрементов, которые было не стереть никаким количеством чистящей жидкости. Маршрут не был прямым, и Локен был уверен, что они пару раз возвращались по собственным следам, следуя извилистым путем вглубь сердца крепости.

Сопровождающие тюремщики пытались запутать его, заставить потерять ощущение того, куда они могут пойти и в каком направлении находится выход. Эта тактика могла сработать с обычными узниками, уже наполовину сломленными и отчаявшимися, однако была напрасна с легионером, обладающим эйдетическим чувством направления.

Пока они шли по закрученной винтовой лестнице, Локен пытался представить, кто из способных позвать его по имени мог быть заключен здесь.

Это должно было быть легко. Круз сказал «она», а он знал мало женщин.

Жизнь в легионе представляла собой явно мужское окружение, хотя Империум мало заботил пол солдат, которые составляли его армии, вели звездолеты и поддерживали его работу. Большинство из известных ему женщин были мертвы, так что эта, должно быть, была из тех, кто узнал о его существовании позже. Сестра, мать или, возможно, даже дочь кого-то из его прежних знакомых.

Он услышал далекие крики и тихие отголоски плача. Источник звуков был неясен, и у Локена появилось нервирующее его чувство, будто многолетние страдания были столь сильны, что запечатлелись в самих стенах.

Наконец, стражи вывели его в решетчатую камеру, подвешенную над совершенно темным подвалом. Из помещения тянулось несколько проходов с шириной, достаточной для смертного, но вызывающей настоящую клаустрофобию для воина его размеров. Они двинулись по самому правому коридору, и Локен почувствовал характерное зловоние человеческой плоти, застарелой грязи и пота. Но сильнее всего пахло отчаянием.

Сопровождающие остановились возле камеры, запертой массивной железной дверью с метками из букв, цифр и чего-то, похожего на разновидность лингва-технис. Для Локена в них не было смысла, и он подозревал, что в этом-то и заключался весь смысл. Все в этом месте создавалось непривычным и недружелюбным.

Замок открылся, и дверь поднялась в оправу с треском часового механизма, хотя никто из стражников к ней не прикасался. Скорее всего, дистанционная связь с центром управления. Стражники встали в стороне, и Локен, не тратя на них слова, пригнулся под притолокой и шагнул внутрь.

Хотя в камеру практически не проникал свет — только рассеянные отблески из коридора снаружи, Локену этого было более чем достаточно, чтобы разглядеть очертания коленопреклоненной фигуры.

Локен не был специалистом по женскому телу, да и одеяния были слишком свободны, чтобы распознать фигуру. Голова обернулась на звук открывающейся двери, и Локену показалось что-то знакомое в слегка удлиненном затылке.

С высокого потолка раздалось тихое жужжание, и гудящий флюоресцентный диск, заискрившись, ожил. Несколько секунд он мерцал, пока вновь поданное напряжение не стабилизировалось.