Хранящая огонь - Властелина Богатова

Световида только плечом чуть пожала, оставшись равнодушной к этому пожеланию, позволила Евгастье идти за ними.

Оказавшись в светёлке, Мирина и вовсе дыхание потеряла, оглядывая родные до щемящей ломоты в сердце стены. Здесь всё оставалось как и прежде, всё на своих местах: длинная лавка для рукоделий под окнами, стол резной у окна, на нём кованые светцы для лучин, сундуки деревянные, расписные… Правда, слишком пустынно было, прибрано, видно, что не жил тут давно никто, и наверное, не быстро разожжётся здесь огонь, что наполнит хоромину теплом живым.

Княгиня прошла чуть вперёд, развернулась, бросая взгляд пристальный на чернавку, и та совсем сжалась вся, как воробушек в когтях ворона. Мирине даже жалко её стало.

— Евгастья, выйди пока, — попросила она.

И как только дверь глухо хлопнула, окатывая спину сквозняком, тут пришёл черёд Мирине съёживаться. Хоть и у себя дома да в безопасности, а в присутствии княгини будто в одном коробе со змеёй оказалась. К счастью, Световида не стала пытать её долго молчанием да переглядами тягостными, распростёрла руки, принимая девушку в объятия лёгкие, почти неощутимые, только не почувствовала Мирина ни тепла, ни заботы, ни родства. Как ни старалась показать обратное, чужими они были всё то время, а теперь, после долго расставания, и подавно. И хотелось как можно быстрее отстраниться да в тишине побыть, здесь, у себя, куда так жаждала вернуться.

Княгиня отстранилась, наконец, заглядывая в глаза. Вроде ласковый, внимательный был её взгляд, но в то же время затуманенный, не понять, что чувствует, что думает Световида.

— Как я рада, что вернулась ты, — прошептала она вроде искренне, но голос всё одно оскоминой осел на языке.

— Как братья Нечай и Взрад? Не видела я их во дворе. Где они?

Бледные губы княгини тронула улыбка, но какая-то отстранённая, сухая.

— Тут они, живы и здоровы, слава Богам и матушке-Макоши. Нечай уж посвящение прошёл, возмужал за весну, не узнать его уже, верно отца перемахнул в росте да в плечах разошёлся.

Улыбка сама собой расползлась на лице Мирины, и так сердце возжелало увидеться поскорее.

— Увидишься ещё, — прочла её мысли княгиня. — Расскажи лучше, где ты была всё это время? Заставила меня волноваться, я половину здоровья своего оставила, бросая силы на поиски. Мирина, как же так? Что произошло, ответь?

Мирина поёжилась от давящих льдистых глаз княгини, от потока вопросов и негодования, чего она и опасалась так. Пошатнулась уверенность — та опора, которую она выстраивала всю дорогу до детинца, и кинуться бы рассказать обо всём, пожаловаться на недолю свою, но что-то останавливало — Световиде не признается ни в чём.

Потянула заклёпку на кожухе, растягивая ворот, ставший тесным, не продохнуть.

— Устала я, — выдохнула Мирина, — позволь сначала отдохнуть с дороги, матушка, — и снова царапнуло обращение это, и тут же неуютно сделалось внутри.

— Конечно. Прости, — дрогнули растерянно ресницы княгини, она сдержанно улыбнулась, окидывая девушку понимающим взглядом.

— Отдыхай. Просто я столько ночей не спала, всё гадала, где ты, жива ли, здорова ли.

И Мирину вдруг вина ошпарила, рассеянно посмотрела она перед собой, опуская руки.

— Отдыхай, — повторила княгиня, — теперь ты дома, живая и похорошевшая — это главное. Отдыхай, а я пойду в храм, жрецам скажу требы принести в благодарность за радость нечаянную, да старейшин известить нужно о приезде твоём, хотя верно они уже знают обо всём.

Мирина кивнула, соглашаясь со всем, и Световида, наконец, обошла её, направилась прочь. Вновь пахнуло сладкой ягодой, и вскоре дверь затворилась за ней. А Мирина будто в яму канула, сгустилась вокруг пустота, сотканная из жемчужного света, что обильно лился из окошка на стоявшую посередине светёлки девушку. Она выдохнула, расславляя плечи, обвела взором брусчатые стены и тут же согрелась их живительным теплом. Но всё же осталось чувство недосказанности, что комом упало на самое дно и не давало полного освобождения и покоя. И тиски, что сковывали её, сжали сильнее только. И как подумала о пире, что будет вечером, и о том, что ждёт встреча с Вортиславом, так померкло всё внутри.

Сделав ещё пару глубоких вдохов и выдохов, Мирина скинула кожух, в котором уже и жарко становилось в тепле да сухости. Омыть бы теперь лицо и ноги с пути. И тут, как по велению, вернулась Евгастья, да не одна, а с Белолюбой. Девка была стройная и длинная, как осока, с русой косой, в простом домотканом платье, с глазами серовато-золотистого цвета, в которых прочла Мирина, как рада была видеть Белолюба хозяйку. Она поклонилась в пояс княжне, и Мирина отозвалась улыбкой. Чернавка поспешила забрать кожух из рук, положила на сундук, открыла другой, принялась выуживать рушники да подушки со скатертями, а Евгастья стала помогать ей во всём, уже не робея.

Вернулась и Вида, вторая верная помощница с малолетства. Коса её была черная и короче Белолюбиной, да и ростом эта девка ниже была, с круглым лицом да яркими, живыми, цвета ежевики спелой, глазами. Она принесла крынку кваса хлебного да яблок лукошко, водрузила на стол, где уже Белолюба расстелила вышитую самой Мириной скатерть. Не успела княжна оглянуться, как стало ещё светлее и уютнее, ожила светлица, задышала. Мирина зажгла травок сушёных, и полился дурманный запах, очищающий, ароматный, при вздохе так и закружилась голова, и усталость ушла с плеч. Но покой глубокий так и не пришёл, потому что внезапно завладели ей мысли о княжиче Арьяне. Она и в дороге о нём вспоминала чаще, чем ей хотелось бы, в этом Мирина призналась себе, не в силах таить от себя самой. Знать бы, что принесло валганов в Явлич. И тревожно становилось от неведенья, не хватало ещё беды какой. И в какой раз Мирина напомнила себе, что в храм нужно бы сходить, заступничества Богов попросить.

Обмывшись в лохани, смыв с лица, шеи, рук пыль дорожную, принялась расплетать косу. Евгастья по привычке хотела было подсобить расчесать волосы, но её опередила старшая Белолюба. Та и не стала настаивать на своём против слова главной. Но даже это не отвлекло Мирину от мыслей о княжиче. Образ Арьяна так и стоял перед взором и не уходил. Глаза его, орехового цвета, обведённые, будто углём, чёрной каёмкой и такими же тёмными ресницами, имели взгляд хищный и вместе с тем сытый, окутывали теплом. Княжна вспомнила, как спокойно возле него делалось и неспокойно одновременно. Невеста у него ревнивицей оказалась. Оно и понятно, почему, завидного жениха себе подобрала княжна Орлецка, и всё же Мирина как-то не верила ни ей, ни в её чувства. Вздохнула тягостно, ощущая на голове гребень, мерно скользящий по волосам. Отбросила эти мысли, а вместо них пришла тревога более насущная. Что же говорить матушке? Ведь то, что была она в лагере валганов, вскоре откроется. И как бы ни думала, ни вертела в уме, а признаться в том придётся. Опасалась, как бы хуже от вранья не стало.

Управившись, Белолюба вплела в косу ленту — знак того, что девушка обещана уже жениху, и Мирина не стала противиться тому, понимая, что желание княгини таковым и осталось — выдать за Вортислава, будто невеста и не пропадала никуда. Значит, увидит его за столом общим. Что ж, тем лучше.