Девушка по вызову - Анна Данилова

Вот сейчас она узнает цену его словам. Сейчас решится все. Она снова спрятала лицо в ирисах и глубоко вздохнула. Сергей молчал.

– Эмма, ты хочешь сказать, что Перов теперь оставит тебя в покое?

– Уже оставил… Поэтому-то я приехала к тебе…

– А как ты узнала, что я в Москве?

– Перов при мне позвонил в аэропорт и попросил свою знакомую узнать, числится ли в списках пассажиров на Москву Сергей Орлов.

– Ты хочешь сказать, что Перов сам отправил тебя ко мне?

– Но ведь я же расплатилась с ним…

Она видела, как мучается Сергей, как переживает из-за украденных драгоценностей, но не спешила его успокаивать.

– Знаешь, – вдруг произнес он довольно громко, на выдохе, – ну и черт с ними, с этими слитками! Главное, что ты теперь свободна… Не скрою, я расстроился, поскольку там были некоторые вещи… словом, я их еще не доделал… В частности, то самое колье, эскиз которого ты нарисовала мне в электричке, помнишь?

– Конечно, помню…

– Там в мешочке были бриллианты… и много… Но я постараюсь покрыть это новой работой… Заработаю и расплачусь. Ведь все равно я собирался потратить эти деньги на тебя. Ну что, пойдем? Ты же наверняка устала с дороги… Сейчас Ядов покормит нас… Что ты так на меня смотришь? Тебе не нравится моя реакция? Но она естественна… Я ведь живой человек… Но ты не должна огорчаться. У тебя действительно не было другого выхода.

Они поднялись со скамейки, перешли улицу и направились к дому номер двадцать пять по Шаболовке.

* * *

Ядов, как многие состоятельные люди, расширил свою квартиру за счет соседней, купив ее по сходной цене еще пять лет тому назад. Об этом Эмме рассказал Орлов. Он сидел на низком пуфе в большой ванной комнате, наблюдая за тем, как Эмма, лежа в ванне, расчесывает свои длинные волосы. Настроение у него резко поднялось, когда Эмма призналась ему в своем желании проверить его чувства. Теперь, когда он знал, что все драгоценности уцелели и что Эмма взяла из сейфа лишь немного денег, чтобы добраться до Москвы, он был по-настоящему счастлив. Розовая ванна джакузи вместила в себя Сергея лишь после того, как он сумел убедить Эмму в том, что Ядов ничего не услышит.

– Но разве можно заниматься этим в воде? – спрашивала Эмма у него в перерывах между поцелуями, чувствуя, что в таком состоянии, в котором она сейчас находилась, она могла заниматься ЭТИМ даже в горячей смоле.

– Нет, в воде обычно целуются… – Он помог ей выйти из ванны и усадил на узкую, покрытую махровым полотенцем, кушетку.

– А разве Ядов тоже занимается такими вещами на кушетке?

– Нет, у него есть подруга, ее зовут Анна, так вот она здесь, на этой кушетке, делает ему массаж… – Сергей уложил Эмму на спину, развел ноги. – Я совершено потерянный человек… Но я твердо знаю, чего хочу…

Он больше не мог говорить, он ласкал Эмму до тех пор, пока не услышал ее тихое бормотание… Он поднялся с колен, на которых стоял, покрывая поцелуями самые чудесные и нежные места у нее между бедер, и принялся за набухшие, с розовыми сосками груди. По очереди втягивая губами соски, он добился того, что они затвердели, сделались выпуклыми и очень возбуждающими. Эмма протянула руки и обвила шею Сергея, нашла губами его губы и, почувствовав, как его язык трепещет у нее во рту, ответила на его поцелуй, коснувшись уже своим языком его губ. Разве могли сравниться нежные и чистые ласки Сергея с изощренными играми ее бывших любовников. Казалось, она заново открывает для себя мужчину. А ведь она была уверена, что уже никогда не сможет полюбить, что никогда мужское тело не доставит ей наслаждение, доступное нормальным женщинам. Когда он слегка приподнял ее за бедра и вошел в нее, Эмма словно вновь оказалась в том предрассветном лесу, на траве… Она прижалась бедрами к Сергею, обвив его талию ногами, и крепко сцепила их у него на спине. Мысли растворились в волнах наслаждения и чудесного опьянения. Как бы она хотела, чтобы это блаженство длилось вечно…

* * *

Ядов был похож на орангутанга: высокий, сутулый, лохматый, но весь какой-то домашний и чистый. Хотя его запросто можно было представить себе и в смокинге при бабочке. Громкий сочный голос, карие и по-собачьи добрые глаза, большие плоские уши, впалые щеки и идеальной формы нос – все прекрасно гармонировало в этом симпатичном и большом человеке. Каждый, кто оказывался вовлеченным в его орбиту, находил в нем что-нибудь привлекательное, а потому Ядова все считали своим и обращались к нему по любому поводу. Однако он был не так прост, как это могло показаться на первый взгляд. И его бескорыстность носила чисто бутафорский характер. Он любил деньги, понимал, какая за ними стоит свобода, а потому при каждом удобном случае пытался сделать их, как он выражался, «из воздуха». Он был великий посредник, и этим все сказано. Кроме того, ему нравились люди. Нравились вообще. Ему было интересно наблюдать человека на протяжении долгих лет, а потому многие его приятели оставались вхожи в его дом даже тогда, когда, казалось бы, их уже ничто не связывало. Он помогал всем, чем только мог, и практически никогда не оказывался в роли просителя. То есть он просил, конечно, но не за себя. Он был настолько умен, что умел находить нужных ему людей и использовать их таким образом, что они этого даже не замечали. Напротив, после общения с ним, у них самих оставалось чувство неловкости за то, что они использовали старину Ядова. Самое удивительное заключалось в том, что никто и никогда так и не удосужился спросить, а как звучит его настоящее имя. Ядов и Ядов. Но, похоже, ему и самому такая форма обращения казалась вполне нормальной. Он привык откликаться на фамилию и выслушивать дежурные остроты новых для него людей относительно нее. «Вы ядовитый человек, Ядов?» – «Безусловно». – «В вашей крови растворен цианид или мышьяк?» – «И то и другое. А не пора ли нам выпить чаю?» И все в таком духе.

В отношениях с женщинами он был безупречен, старался им во всем угодить, но при всей своей кажущейся мягкости и покладистости оставался жестким, когда чувствовал, что его собираются прибрать к рукам. Он считал брак таким же временным союзом двух одиноких людей, как и любую другую любовную связь. А потому предпочитал жить один и довольствоваться обществом постоянных любовниц. Когда же в его жизни появлялась «новая женщина, свежая и обольстительная, непохожая на всех и удивительно красивая», он находил тысячи причин, чтобы не встречаться со своими остальными подругами. Это был образ жизни. Это был Ядов.

Они познакомились с Орловым в Москве пятнадцать лет назад на ювелирной выставке, где Сергей представлял провинциальную ювелирную фабрику, занимающуюся не столько непосредственно изготовлением драгоценностей, столько штамповкой сафьяновых футляров. После утомительного созерцания результатов деятельности других российских фабрик и частных коллекций знаменитых ювелиров, чувствуя себя просто-таки ничтожеством в чиновничьем обличье, Орлов решил напиться. Такого с ним еще никогда не было. Он ушел с выставки, спустился в бар и заказал себе неразбавленного виски. Сделав несколько глотков, он понял, что русская водка куда лучше, и после виски выпил водки. А очнулся уже на квартире Ядова. Он так и не вспомнил, как знакомился с этим обезьяночеловеком, но был жутко рад, что встретил утро не в постели малознакомой женщины, а на холостяцком диване. Ядов принес ему большую чашку горячего кофе, сел в кресло напротив и вдруг расхохотался.