Клон-кадр - Павел Тетерский

Произошло необратимое: по поводу денег я начал париться. А в этом случае абсолютно без разницы, сколько вы получаете.

Сразу после того, как моя жена ушла от меня к Ролану Факинбергу, я выполнил следующие действия. Я размозжил об стенку сотовый телефон, продал машину (хотя у меня была хорошая машина, не такая, как у всех остальных, в ней была своя изюминка), уволился с работы и достал из пыльных антресолей «Зенит-Е» семьдесят какого-то года выпуска, решив, что теперь именно он будет обеспечивать мне прожиточный минимум. Можно было, конечно, еще и писать, но я не хотел писать — мне надоели мои дешевые, заказные, кондовые, беспонтовые и откровенно неинтересные тексты. А может, свою роль сыграло банальное пресыщение — не важно. Я имею в виду: теперь уже не важно.

Удивительное — рядом: сейчас мне вполне хватает того, что я зарабатываю. Несмотря на то что зарабатываю я намного меньше, чем в кресле, и вопреки избитым клише из глянцевой журналистики: «уровень жизни растет», «Москва — самый дорогой город мира» или «рост цен суть процесс необратимый». Я серьезно — вполне хватает.

Я же говорю: дело не в деньгах. Дело — в запросах.

Все мои запросы сейчас лежат у меня в рюкзаке. Плеер, несколько сидюков, необходимое количество пленок и «Зенит-Е» тысяча девятьсот семьдесят какого-то года. А если появятся новые — у меня есть карман, в котором после некоторых гонорар-променадов скапливается больше тысячи долларов США.

Денег, которые не говно.

Может, для вас этот город и самый дорогой, но мне вполне достаточно.

* * *

Памятник Ломоносову, как всегда, со всех сторон оккупирован плотно выпивающими людьми. Вкратце — аура местности: алкоголь, дурь, разгул, ошметки от закуски и пустые бутылки (есть еще полные — они стоят непосредственно на памятнике и полными пребывают очень недолго). Вольное студенчество, символизируемое пустыми бутылками. Впрочем, нет: пустые бутылки (за исключением разбитых) всегда собирает fuckовский бомж-бизнесмен Василий Иванович.

Василий Иванович: ушлый дедок, выбивший себе эту зону влияния у других сборщиков стеклотары. Примечателен тем, что не просто сдает бутылки, но на вырученные деньги еще и затаривается пивом. С которым, как несложно догадаться, снова приходит на fuck и устраивает там реальный круговорот бутылок (полных и пустых) в рамках одного отдельно взятого природного комплекса (fuck — именно природный комплекс со своей собственной грязно-бутылочной экологией). Бизнес цветет зонтичным соцветием: те, кто бухает на памятнике, — люди ленивые, и до ближайшей пивной точки (подземный переход между станцией метро «Библиотека имени Ленина» и Александровским садом, если нет уличных лотков с напитками и хот-догами непосредственно под Псковским забором) им передвигаться в лом.

Мы с Клоном поймали Василия Ивановича прямо у входа. Он озадаченно шаркал ступнями по асфальту двора и, как всегда, думал о вечном (наверное). Пиво у него оказалось, как ни странно, холодным (сумка-холодильник, зашифрованная внутри забитой бутылками бомж-тележки, или оперативность сервиса, взятая напрокат из рекламных буклетов солидных корпо?).

Открывая пиво, я заметил надпись на желтой стене. Сделанную жирным маркером и поражающую своими размерами. Я имею в виду: это была не просто надпись «х…», по-быстрому намалеванная пьяной рукой какого-нибудь местного оригинала. Человек или группа людей, сделавшие эту надпись, реально потрудились. Я хочу сказать: они действительно заморочились.

Содержание надписи: банально и заезженно. «Курт не умер, он просто вышел покурить». Такими надписями семнадцатилетние имбецилы увековечивают свое отношение к кумирам. Они для них вообще никогда не умирают. Как Ленин для пионеров эпохи застоя.

Отцы и дети — XXI: малолетние имбецилы отличаются от имбецилов великовозрастных, в частности, постоянным спросом на небожителей. Им всегда важно знать, что в мире есть (не был, а именно есть: он же не умер, а просто вышел покурить) какой-нибудь местечковый мессия, способный за них решить все их проблемы. Имбецилы же великовозрастные (к своему сожалению) прекрасно знают, что никаких небожителей нет. Есть — белобрысые торчки из Сиэтла, постоянно депрессующие и неспособные даже на то, чтобы, обладая миллионами, как-нибудь разобраться с самими собой и худо-бедно устроить свою жизнь.

Ошибаются как те, так и другие. Но первым живется лучше. Первых прет, а вторых — нет. Вот и вся математика.

В своей жизни я перечитал миллионы подобных надписей. Среди них встречались и циничные казусы. «Цой не умер, он просто вышел поссать», «Джон Леннон не умер, он просто снял очки». Или еще лучше: «Юрец Шевчук не умер, он просто в жопу пьян».

Тусовка на памятнике была какая-то нетипичная. В основном в силу возрастных признаков. Сегодня балом почему-то заправляли люди в летах — разных, но начиная со средних. Студенты же оттеснились на периферию: небольшими кучками они сидели на грязной траве, гнездились под деревьями, мозолили зады на узком и неудобном карнизе по периметру фасада. Девушки в мини (этим всегда славился весенне-летний fuck), сидящие на наклонной плоскости дворового газона: прекрасное зрелище. Уже загорелые ляжки и неумело (да и без особой охоты) прикрываемые трусики. Вокруг — сонм бледных юношей, в основном из хороших семей (те, что из не очень хороших, во все времена предпочитали ныкаться по библиотекам и читальным залам: страх быть изгнанным из города знаний вкупе с природными комплексами).

Ностальгическая картина. Не для всех — для меня ностальгическая (насчет Клона — не знаю, но думаю, что тоже). Одно но: что здесь общего с шоу Ролана Факинберга — одному черту известно.

Ситуацию проясняет баннер, довольно криво повешенный чьей-то ленивой рукой между двумя окнами в паре метров над входом. Текстовое содержание баннера: «Вечер выпускников факультета журналистики МГУ». Ниже — более мелко — сегодняшнее число.

На самом деле до вечера было еще далеко (обе стрелки прикрепленных к столбу квадратных уличных часов только-только перевалили за двенадцать), но выпускники уже здорово заложили за воротник. Перебродившая молодость вкупе с алкоголем и (у некоторых) старческой интеллигентной спермой била в голову не наотмашь, но прицельно: они громко о чем-то разговаривали, отвратительно ржали, седобородые папики доё…ывались до студенток в мини. «А вы с какого отделения, девушка? — А я вот в семьдесят шестом здесь тоже учился — о, что это было за время». Стандартный загон, который лично я слышал тысячи раз: мы провели здесь уйму времени, хотя студентами и не числились, а здешние выпускники год от года не меняются.

Скорее всего в список нажитого имущества у большинства папиков входят любящие семья и дети, но желание вспомнить молодость — откатать студентку fucka на лестничной клетке родного института — заставляет их на какое-то время забить на любимых, любящих и слегка надоевших семью и детей. Впрочем, чаще всего это ни к чему не приводит: студентки редко дают этим пьяным интелям, им неинтересны ни они сами, ни тем более их байки о студенческой молодости. Вообще это глобальное заблуждение человечества — думать, что твои пьяно-слезливые воспоминания о былом могут кого-то зацепить. Лучше бы они говорили о настоящем времени — может, это было бы интересным хотя бы в одном случае из ста.