Танец Волка - Александр Мазин

– Я знаю Гуннара Морского Кота! – нахмурился Вагбранд. – Он – наш кровник.

– Ты знал Гуннара, – поправил ярла Лейф. – Теперь он мертв. И Ульф-хёвдинг по прозвищу Черноголовый тоже мертв. А драккар теперь мой. Вернее, наш, – Лейф сделал жест в направлении своих. – Наш по праву добычи.

Пока Лейф говорил, сконцы и фризы подошли поближе. Еще бы: такой интересный разговор.

– То есть ты хочешь сказать, что у меня теперь нет драккара, но есть долг жизни перед тобой? – нахмурился ярл.

– Не совсем так. Долга жизни у тебя нет, потому что отомстил за смерть твоего отца не я. Но и драккара у тебя тоже нет.

Вагбранд открыл рот, чтобы гневно…

Но поглядел на суровые лица данов, тесно обступивших его и Лейфа, и оттесненных ими восьмерых ярловых бойцов… И сообразил: при подобном соотношении сил требовать что-то от Лейфа было бы большой глупостью.

Так что он закрыл рот, развернулся (сконцы его пропустили) и двинулся к лошадям. За ярлом последовали и его люди.

Ничего. Он еще вернется. И тогда посмотрим, на чьей стороне сила.

– Он действительно здешний ярл? – спросил Тьёдар Певец.

– Да.

– Настоящий или как наш Прыщик?

– Настоящий, насколько я знаю. Хоть и молод, но хорош в бою, и точно не глупее своего отца. Люди его уважают, и правитель фюлька Согн тоже его поддерживает.

– В таком случае я скажу так: зря ты его отпустил. Он вернется.

– Может, и так, – задумчиво проговорил Лейф. – Но убить его я не мог. Он мой родич. Мать моей матери была двоюродной сестрой его прабабки.

– Считаешь, что это его остановит? – с сомнением проговорил Тьёдар.

– Его – может, и нет, но если я его убью, то главным станет его наставник Кетильгрим, с которым у меня давняя нелюбовь.

Певец хмыкнул, потом спросил:

– Скажи, сколько у молодого ярла кораблей?

– У его отца было два. Тот, что теперь наш, омыли кровью[24]прошлой весной.

– То есть сейчас – ни одного?

– Насколько мне известно, так и есть.

– Тогда он точно попытается забрать у нас драккар! – уверенно заявил Тьёдар.

– Это возможно, – согласился Лейф. – Попытается. И тогда я его убью. Но сейчас я хотел бы, чтоб ты последовал за ними и выяснил, как много у него людей. Ты не знаешь здешних мест, потому я дам тебе спутника – моего старшего племянника. И, Тьёдар…

– Что, хёвдинг?

– Постарайся вернуться. Ты мне нужен.

* * *

– Хочу показать тебе, жена, мой фьорд, – сказал Лейф. – Он очень красив, ты видишь. И, думаю, когда-нибудь он будет принадлежать нашему сыну.

– А как же тот ярл, который приезжал сегодня?

Лейф ослепительно улыбнулся:

– В Согне-фьорде много ярлов. А конунга – нет. Был Харальд Золотобородый. Он умер зимой. Теперь наш конунг, как считается, Хальфдан Черный.

– Но ты сказал: конунга нет? – уточнила Гудрун.

Ей стало интересно. Всё же она была не воином, а молодой женщиной. Совсем молодой…

– Хальфдан далеко, – пояснил Лейф. – Его именем судит и собирает дань Атли-ярл. Без Хальфдана он – ничто. А Хальфдан, как я уже сказал, далеко. У Хальфдана Черного много земель и много забот. Но хватит разговоров. Вы, четверо, пойдете с нами, – приказал он фризам. И пояснил Гудрун: – Я никого не боюсь, но я – вождь. Мне не подобает ходить в одиночку.

«Раньше тебя это не смущало, – подумала Гудрун. – Ты только и думал, как бы завалить меня на спину, и вполне обходился без спутников».

Гудрун не могла не заметить, как изменился Лейф, вернувшись домой. Насколько он стал спокойнее и увереннее. И насколько ослаб его пыл. Пока они шли сюда, Лейф будто непрерывно доказывал всем: Гудрун – его женщина, его собственность. Здесь – успокоился. Здесь всё и так было – его. И земля, и люди. Такой Лейф нравился ей гораздо больше, чем прежний.

Но это ничего не меняло. Он должен умереть, и она его убьет.

Гудрун поглядела на румяное, улыбающееся лицо мужа и попыталась представить, как изменит его смерть…

И вдруг увидела лицо Ульфа. Тоже живое, смеющееся, счастливое…

И поспешно отвернулась, чтобы Лейф не увидел, как она плачет.

* * *

– Вкусно пахнет рыбкой, – заметил мой побратим. – Сейчас позавтракаем.

– Отбирать еду у трэлей? – поморщился я. – В этом нет чести.

– Они свободные, – внес поправку Свартхёвди. – И мне безразлично, кто готовил еду, если я голоден, а еда хорошая.

– Свободные? – удивился я. – Да у меня рабы, и те лучше одеты!

– Так то у тебя, – буркнул Медвежонок. – Ты всегда был слишком добр. И смотри, что из этого вышло? Сиди здесь, я сам возьму их.

Свартхёвди просочился между камней и уже через минуту нависал над двумя мужичками в некрашеной рабской одежонке.

А они даже заметили его не сразу, так увлеклись собственной болтовней и созерцанием будущего обеда.

Медвежонок обошел костер и уселся на корточки напротив бедняг, у которых при виде берсерка мигом пропала разговорчивость.

Медвежонок не спешил. Снял с огня прутик с наиболее поджаренной рыбкой и принялся уплетать ее за обе щеки. Я ему даже позавидовал. Сам бы так не смог. Рыбка-то – с костра. Горяченная.

Я сглотнул слюну и тоже двинулся к костру. Так что в тот момент, когда суть происходящего дошла до рыболовов и они решили сделать ноги, я уже стоял у них за спиной. Меча не вынимал. Без надобности.

Медвежонок снял с костра еще одну рыбку и метнул в меня. Я поймал и тоже принялся за еду. Но – аккуратно. Я ж не берсерк. Могу и обжечься.

Пока мы кушали, наши повара тихонько умирали от страха. Это хорошо. Значит, можно обойтись без пыток.

Право вести допрос я отдал Медвежонку, поскольку его больше боялись. Татуировки на тыльных сторонах ладоней на севере умели читать все.

Через десять минут у нас был полный расклад по территории.

В поместье сейчас находилось одиннадцать мужчин из числа вновь прибывших. Остальные разбрелись по делам или по указаниям хозяина. То бишь Лейфа.

Самого Лейфа на территории не было. Вскоре после визита ярла (Ярл? Как интересно!) он, его жена и четверо бойцов отправились любоваться окрестностями. Когда вернутся – неизвестно. Что до остальных, то они, скорее всего, соберутся к обеду. Медвежонок глянул на солнышко: времени оставалось часа полтора. Не так уж много.

– Ну пошли, брат, – сказал он, поднимаясь. – Станцуем для Одина.