Закон Мёрфи в СССР - Евгений Адгурович Капба
Шрифт:
Интервал:
Размышляя таким образом я дождался, пока поезд наконец отправиться. Попутчица была одна: какая-то тихая и доброжелательная бабуля, верхние полки пока оставались свободны, так что я закинул туда рюкзак, а сам ждал проводника, чтобы заказать чаю с лимончиком.
— Чемоданчик-то свой приберите? — вдруг раздался бодрый голос и в проходе показался плотный лысый парень лет тридцати. — Это моя полка.
— Конечно, — откликнулся я. — Нет проблем!
Кроме моего рюкзака там стоял еще какой-то картонный ящик, принадлежавший бабуле. Мы задвинули его под стол, и несмотря на первоначальную неловкость, нашли некий баланс в отношениях. А буквально через полчаса, балагуря о том о сем накрыли стол и перекусывали на троих.
— Берите всё, хлопцы, берите кушайте до чего руки дотянутся, мае даражэнькия! — радовалась бабуля.
Говор ее звучал очень певуче, мягко: родом она была "з Дроги-и-ичина!" И снеди у нее оказалось на целый батальон. Картошечка, маринованные огурчики, вареные яйца, запеченная курица, какие-то расстегайчики, коржики, салатики в маленьких баночка и Бог знает что еще. Бабуля гостила в Мытищах у сестры, и та напаковала ей так, будто она собралась в этом самом купе ехать во Владивосток.
Я выставил на стол всякие покупные деликатесы типа сырокопченой колбаски и твердого сыра, но это всё, конечно, с бабулиным изобилием сравниться не могло. Парня-попутчика звали Миша, и он тоже решил вложить свою лепту в застолье: достал из сумки ноль пять "Столичной".
— Нет, хлопцы, вы на гарэлку налегайте сами, только тихо, па-людску, а я пойду у други край вагону, там мая знаёмая едет, землячка — так нам надо срочно Шпаричиху обсудить. Ой, гвалт, она в шестьдесят гадоу замуж выскочила, ты подумай! — бабуля всё-таки была мировая!
А мы с Мишей таки решили приговорить бутылку. В конце концов — я мог себе это позволить! Ну что такое двести пятьдесят грамм за таким знатным столом? Да и попутчик мой производил самое благоприятное впечатление: он вовсе не походил на несчастных, у которых с первой рюмки слетает клямка, и они превращаются в буйно помешанных. Нормальный, основательный рабочий мужик, становой хребет нации, надежа и опора советского государства.
Короче, сидели мы капитально. Выпивали, закусывали. Говорили о том, о сем: про кино, Высоцкого, музыку, книги. Миша этот, несмотря на свой пролетарский вид, оказался человеком широких взглядов. По крайней мере, содержимое картонной коробки, которая стояла под столом, он разглядел — даже сквозь щелочку.
— О, лучок! Бабуля сказал — можно брать и кушать всё, до чего руки дотянутся! Эх, щас последняя под лучок зайдет… Люблю водку с луком, Гера! Присоединишься?
— Не, это без меня, Миша. Я вон лучше огурчики из баночки… Очень они замечательные!
Вообще-то, хрустеть репчатым луком в вагоне — это было чистой воды издевательство над попутчиками. Но мне после четырех порций "Столичной" было практически наплевать, я вполне мог рассчитывать на крепкий и безмятежный сон. А что касается вкусовых предпочтений… Ну, нравится человеку погорячее, ну что тут поделаешь?
И пока я хрустел миниатюрным и божественно вкусным огурчиком, он вмиг достал коричневую небольшую луковицу, очистил ее ножом, разлил остатки огненной воды по стаканам, мы чокнулись, выпили и закусили.
— Ой! — удивленно сказал Миша. — А чего это такой сладкий лук?
— Ой! — сказала появившаяся из ниоткуда бабуля. — Ты чего тюльпаны жрош, рэмень?
Я медленно сползал под стол и давился от дурного смеха. И как после этого не любить поезда?
Глава 14, которая могла бы быть началом второй части
На перроне меня встречала Тася. И Исаков. Точнее даже так — Исаков. И Тася. Они сюда пришли явно самостоятельно, никак не координируясь, и теперь явно чувствовали некую неловкость. При этом Владимир Александрович источал из себя ауру великолепия и оптимизма, сверкал улыбкой и периодически здоровался то с одним, то с другим человеком из ожидающих поезд. Он в Минске без году неделя, откуда успел со всеми познакомиться?
Тася стояла чуть поодаль: красивая, разрумянившаяся на морозе, с непокрытой головой… Она Исакова всегда опасалась, а потому — держалась в стороне. И хорошо, и замечательно: он на хорошеньких женщин смотрел всегда очень плотоядно. Примерно как на говяжий лангет.
Когда я шагнул по металлической лесенке вниз, на припорошенный снегом асфальт перрона, наш восхитительный третий секретарь парткома БССР мигом раздвинул встречающих и едва ли не в самое ухо радостно прокричал:
— Ба! А вот и ты! Я думал — не доедешь! Волков мне ужасных ужасов по телефону наговорил, и просил тебя вот так прямо с поезда встретить, чтобы ты горячку не порол!
— Горячку? — удивился я, пытаясь как-то вывернуться из его цепких лап, чтобы добраться до Таси.
— Он просил передать, что Федоров был у него, и никому хлебальники теперь бить не надо, и все фотоматериалы уничтожены… Так! Ты что — пил?
Я не успел никак отреагировать и ничего ответить: Тася решительным жестом отодвинула Исакова, прижалась ко мне, крепко поцеловала, а потом сказала:
— Привет! На самом деле — пил! Ну и зачем?
— Задолбался, потому что. Да и что я там выпил? Я больше ел… — пришлось мне проводить разъяснительную работу.
— Кидайте вы этого рэмня, гражданочка! — высунулась из поезда бабуля. — Они тюльпанами гарэлку закусывали, пачвары!
— Тюльпанами? В ноябре? — глаза Таси стали круглыми и приобрели опасный оттенок крыжовника. — Белозор, почему я не удивлена?
И что я мог сделать в этой ситуации? Оправдываться и доказывать свою непричастность — дело гиблое, потому мне оставалось только подхватить ее на руки и побежать в сторону пешеходного моста, который возвышался над железнодорожными путями.
— И-и-и-и, пусти, дурак дурной! — пищала Таисия, но было видно, что в целом девушка была в восторге.
А Исаков… Бог с ним, с Исаковым, разберется — он человек самодостаточный. Хотя новости он принес определенно позитивные!
* * *
Без Аськи и Васьки в квартире было пусто и тихо. Да уж, проводить время с детьми — одно удовольствие! А без них — другое. Я сидел на кухне, попивал черный грузинский чай, и смотрел, как Таисия жарит сырники на чугунной сковородке, ловко скатывая аккуратные кусочки творожного теста, источающего аппетитные ванильные запахи, переворачивая их деревянной лопаточкой.
— Как оно тут вообще, ну, эти пару дней? — спросил я. — Что нового в Минске, на работе? Ты всё же раньше приехала, так что рассказывай.
— Ой, все только и говорят что про эти страшные "пробеги"! — тут же откликнулась она, а потом прикусила губу, как будто заставляя себя замолчать. — Дура!
Такое
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!