Призрак пера - Аличе Бассо

Риккардо размышляет, так и не убирая руки. По мне, так может думать сколько захочет.

– То есть ты хочешь сказать, что за каждой статьей в этом журнале есть… художественный прототип? Определенная литературная модель? И что это сделано специально?

– Именно. Ну разве редакторы не молодцы? Они знают, что их читательницам нравятся романы, так вот они. Рассказывают то, что хотят рассказать, будто пишут новеллу. С другой стороны, есть и статистика: женщины читают больше мужчин, и значительно больше художественной прозы; как следствие, в таких журналах знают, что сделать какое-либо сообщение более увлекательным можно, если говорить правильным языком. А учитывая, что таким образом они подпитывают литературный голод своих читательниц, которые чем больше романов читают, тем больше им хочется, в итоге выигрывают такие, как ты, мой дорогой, кто на романах зарабатывает. Вот почему я считаю, что ты должен их ценить и, я бы сказала, поблагодарить.

Шампольон замер перед уже расшифрованным Розеттским камнем.

– Может, в этом есть смысл, – признает он (но с неохотой).

Я улыбаюсь. Стимулирующую интеллектуальную схватку можно считать официально оконченной.

– Но, в конце концов, есть и другая причина, по которой я совсем не хочу вестись на твои провокации, мой дорогой Катон Цензор. – Я пожимаю плечами. – Теперь ты меня уже хорошо знаешь. И знаешь, что я никогда не покупала подобных журналов, что не говорю «мы, женщины»… и не выношу, когда кто-то диктует, как нужно жить. Всегда терпеть не могла, когда так поступали со мной, поэтому и сейчас не терплю, когда так поступают с другими. Понимаю, что в чем-то ты и был прав, но… это сильнее меня. Какая-нибудь женщина, как Роза, раз мы делаем вид, что это журнал Розы, или кто угодно другой, хочет почитать свой приятный журнал, отчасти серьезный, отчасти легкомысленный, плюхнувшись в кресло после тяжелой недели? Что ж, пусть читают. Не отчитываясь ни перед кем. И в особенности перед растрепанным типом в футболке наизнанку!

Риккардо разражается хохотом. Не очень спортивно получилось.

– Я решила. Напишу статью о Розе, – говорю я. Мысль, точно озарение, только что пришла в голову. – Расскажу о твоих отношениях с ней, об этой хорошей милой женщине, которая заботится обо всем, чтобы ты мог заниматься более важными делами. Покажу, как ты ей благодарен, и все читательницы, видя ее твоими глазами, подумают о ней с теплотой. В этот раз она станет персонажем мини-романа из трех страниц. Что скажешь? Я считаю, она этого заслуживает. И, если я смогу написать достаточно просто и безыскусно, возможно, она сама сможет прочитать.

По удивленно поднявшимся бровям Риккардо я понимаю, что идея ему нравится.

А потом он просто смотрит на меня, молча и так долго, что это уже вызывает подозрения.

– Что? – спрашиваю я, помедлив. Выдерживать такие долгие взгляды мне совсем не нравится. Инстинкт требует сесть на свой стул как положено и, может, даже снова взяться за вилку (хотя еда уже остыла) – только чтобы что-то сделать.

Но Риккардо не отвечает. Просто продолжает смотреть. И в этом взгляде есть что-то обезоруживающее, глубокое. Всего миг назад там сверкали веселые искорки, как у человека, способного оценить хорошего спарринг-партнера в остроумной перепалке. А теперь совсем другое выражение. Его руки по-прежнему придерживают мои ноги, все так же пристроенные на его коленях. Неожиданно пальцы двигаются, любовно поглаживая, но не шутливо, как пару секунд назад. Это настоящая ласка, медленный и нежный жест, неожиданно сердечный. И неизвестно почему у меня бегут мурашки по коже, как когда до тебя неожиданно доносится отдаленный звон колокола невидимой церкви.

– Знаешь, Вани, – тихонько произносит он наконец, – ты самая замкнутая и циничная женщина, которую я когда-либо знал.

– Сочту это компли…

– Дай же мне закончить, черт возьми. Я наконец хочу сказать тебе что-то серьезное. – И он в самом деле выглядит серьезным. Проводит рукой по волосам. – Это так. Ты такая. Язвительная, саркастичная, здравомыслящая, критичная и ненавидишь все и всех. Но эта твоя способность входить в роль, видеть глазами других людей, объяснять тот мир, что у них в сознании… или в сердце. То, что тебе кажется просто профессиональным навыком, знаешь, вообще-то называется эмпатией. Можешь изо всех сил притворяться, что это не так, но правда в том, что твой дар делает из тебя человека самого понимающего, терпимого, даже самого милосердного из всех, кого я знаю.

Теперь серьезнею и я, разглядывая смотрящего на меня Риккардо. Даже захоти я возразить, слов бы не нашлось. Со мной такого никогда не случалось. Никто никогда не говорил мне, что, по сути, я человек хороший.

Риккардо еще некоторое время молча изучает меня, потом я, смутившись, все же убираю ноги и делаю вид, что меня очень интересует еда. Мы садимся ровно, возобновляем ужин, и, конечно же – как мне жаль Розу, – то, что лежит у нас в тарелках, уже холодное и жесткое, как кожа. Риккардо шипит от негодования, я присоединяюсь, и вот уже восстановилась обычная шутливая атмосфера. Но я запомню этот нежный, глубокий, задумчиво-меланхоличный и такой долгий взгляд. Я вспомню о нем через несколько дней, и тогда, хотя сейчас еще не могу этого знать, уже будет слишком поздно.

Около десяти часов следующего утра мы с Риккардо просыпаемся от звонка моего телефона, на дисплее которого высвечивается незнакомый туринский номер.

– Кого черти принесли? – стону я, не в силах разлепить глаза, потому что мы с Риккардо уснули только пару часов назад.

– Только не говорите, что я вас разбудил, – рокочет комиссар Берганца. И слышать в трубке его ворчливый голос, видя вокруг разбросанную по всей комнате одежду, очень, мягко говоря, чудно́. – И даже если разбудил, постарайтесь сдержать ненависть, потому что моя новость вам понравится.

– Ну Бьянка меня всегда безумно раздражала, это верно, но если новость в том, что вы нашли ее тело, она мне вряд ли понра…

– Не нашли мы никакого тела, – фыркает комиссар. – Это касается секретарши.

Я с большим трудом сажусь, а Риккардо поворачивается на другой бок и снова засыпает.

– Вы решили оставить ее в покое, как я предложила?

– Конечно же, нет. Сарка, вы меня за дурака держите? Отказаться от версии только потому, что у одной писательницы есть ощущение, что след ложный? – Я едва сдерживаю смех. – Нет. Но мы последовали другому вашему совету, то есть решили усилить наблюдение и прослушивание звонков.

– И это привело вас туда, где прячут похищенную?

– Никуда это нас не привело. Зато мои люди, прочесав местность вокруг дома синьоры Кантавиллы, нашли местечко среди деревьев, у тропинки, по которой Бьянка обычно бегала, и оно все усыпано сигаретными окурками.

Поднимаю голову.

– Это же место засады! Похититель устроился там и ждал, пока Бьянка не выйдет на пробежку!

– Именно, – подтверждает Берганца. – Но это еще не все. Посмотрим, догадаетесь ли вы. Попробуйте.