Со смертью от Дун... - Рут Ренделл

К четырем ее расшифровали. Хотя лицо Вексфорда оставалось флегматичным, когда тот читал письмо, Барден увидел на нем скрытое возбуждение. Мертвые слова, равнодушно отпечатанные на официальной бумаге, казалось, еще сохраняют силу жизни, хлопотливой жизни женщины в провинциальном болоте. Здесь, в глубине ночи, среди казенной мебели и зеленых стальных картотек, миссис Парсонс на мгновение — одно краткое мгновение за все время расследования — восстала из мертвых и стала живым человеком. В ее словах не было драматизма, только шепот маленькой трагедии; но из-за постигшей ее судьбы ее письмо было зловещим документом, единственным записанным фрагментом ее внутренней жизни.

Дорогая Нэн, — читал Вексфорд, — представляю, как ты удивишься, увидев мой новый адрес. Да, мы вернулись сюда и живем прямо рядом со школой и всего в нескольких милях от нашего старого милого коттеджа. Нам пришлось продать тетин дом, я на этом потеряла много денег, так что когда Рону подвернулась возможность получить работу здесь, мы подумали, что это решение наших проблем. Говорят, что за городом жить дешевле, но пока мы этого еще не ощутили.

На самом деле, мне очень нравилось жить во Флагфорде. Только ты одна знаешь, что отталкивало меня — Дун. Поверь мне, Нэн, мне было по-настоящему страшно, так что ты понимаешь, что я не слишком обрадовалась, когда через пару недель после переезда мы случайно столкнулись. Хотя я уже намного старше, я до сих пор испытываю страх и отвращение. Я сказала, что лучше оставить все в прошлом, но Дун ведь не отвяжется. Однако я должна признаться, что довольно приятно прокатиться несколько раз в комфортабельной машине и поужинать в отеле.

Поверь, Нэн, это всегда было только дружбой. Когда Дун и я были моложе, я действительно не думала, что наши отношения могут перерасти в что-то другое. По крайней мере, с моей стороны. Естественно, сама мысль об этом была мне омерзительна. Дун просит только чистой дружбы, но даже это вызывает у меня гадливость. Значит, ты хочешь купить еще одну новую машину? Хотелось бы мне, чтобы мы могли себе это позволить, но пока это за пределами наших мечтаний. Я очень огорчилась, узнав, что Ким подцепила ветрянку чуть ли не сразу после кори. Дети приносят не только радости, но и заботы. Однако вряд ли нам с Роном суждено их испытать, поскольку за два года брака у меня даже намека на беременность не было.

Но все же счастливый брак, как у нас, может быть и бездетным. Возможно, просто «зелен виноград», как говорится… Как бы то ни было, мы все-таки счастливы, и Рон сейчас гораздо спокойнее, чем в городе. Я никогда не смогу понять, Нэн, почему такие люди, как Дун, не могут быть довольны тем, что имеют, и продолжают требовать невозможного.

Ладно, пора кончать. Это действительно довольно большой дом, хотя не со всеми удобствами, как говорится! Передавай привет от меня Уилу и детишкам. Привет от Рона.

С любовью, Мэг

Счастливый брак? Может ли быть счастливым брак, качающийся на волнах обмана и вранья? Барден положил письмо, затем снова взял его и перечитал. Вексфорд рассказал ему о беседе с шефом полиции, и лицо инспектора немного просветлело.

— Мы никогда этого не докажем, — сказал Барден.

— Можете идти и скажите Друри, что Гейтс отвезет его домой. Если он хочет подать на нас жалобу, то смею предположить, что Дуги Куодрент с удовольствием ему поможет. Только не говорите ему этого и уберите его с глаз моих. Меня от него тошнит.

Светало. Небо было серым и туманным, и улицы высыхали. Вексфорд, у которого все тело затекло от сидения, решил оставить машину у участка и пройтись домой пешком.

Он любил рассвет, хотя и не стремился встречать его, разве что ситуация вынуждала. На рассвете ему хорошо думалось. Вокруг никого. Рыночная площадь кажется шире, чем днем; неглубокая лужа стоит в канаве, там, где подъезжают автобусы. На мосту он встретил собаку, которая целенаправленно трусила куда-то по своим таинственным делам, подняв голову, словно видела какую-то цель. Вексфорд остановился на секунду и посмотрел вниз, на воду. Большая серая фигура глянула на него в ответ, пока поверхность не пошла рябью от ветра, разбив отражение.

Мимо дома миссис Миссал, мимо коттеджей… он был почти дома. На доске объявлений у методистской церкви старший инспектор увидел в разгорающемся свете утра листок с красными буквами: «Господь желает принять вас в Свои друзья». Вексфорд подошел поближе и прочел слова на другом объявлении, приколотом ниже. «Мистер Парсонс приглашает всех прихожан церкви на заупокойную службу по его жене, Маргарет, которая так трагически погибла на этой неделе. Служба состоится в воскресенье в десять часов утра». Значит, сегодня, впервые с того дня, как она погибла, дом на Табард-роуд будет стоять пустым… Нет, припомнил Вексфорд, Парсонс все же покидал дом ради досудебного следствия. Но все же… Его мысли вернулись к событиям этого дня, к внезапно оборвавшемуся смеху Куодрента, к той книге, к скрытой буре страстей, к женщине, одетой для свидания.

«Мы никогда этого не докажем», — сказал ему Барден.

Но они могут пойти утром в дом на Табард-роуд и попытаться.

Мои требования были скромны, Минна. Мне хотелось такой малости — всего пары часов из той нескончаемой череды, что составляет неделю, всего лишь крохотной капли из великого океана вечности.

Мне хотелось поговорить, Минна, сложить к твоим ногам все мои печали и скорби, все страдания, все отчаяние этих десяти лет. Мне казалось, что время, которое сглаживает зазубрины жестокости, притупляет режущую грань презрения, подрубает истрепанный край укоризны, заставит смягчиться твой взор и сделает благосклонным твой слух.

Мы пошли в тихий лес, на тропу, по которой ходили много лет назад, но ты забыла цветы, которые мы собирали вместе, забыла наш бледный венец воображаемого супружества[33].

Мой голос был тих, мне не хотелось прерывать твоих размышлений. Все время мне казалось, что ты в задумчивости слушаешь меня. Как мне хотелось, чтобы наградой мне стали нежные слова любви, твоей любви. Да, Минна, любви. Неужели любовь — это зло, способное втоптать в грязь чистые одеяния дружбы?

Мой взор был устремлен на тебя, моя рука коснулась твоих волос — твои глаза были закрыты. Сон оказался для тебя милее моих слов, и мне стало понятно, что слишком поздно. Слишком поздно для любви, слишком поздно для дружбы, слишком поздно для всего — кроме смерти…

В пустые покои, в тишину алькова.

Роберт Браунинг. Любовь одной жизни[34]

Парсонс был одет в темный костюм. Черный ношеный галстук, который он, видимо, надевал в дни траура, лоснился от перекаленного утюга и неумелой глажки. На его левом рукаве была пришита полоска черной ткани.