Дочь моего бывшего друга - Даша Литовская

Скольким людям он сделал больно? Чьи еще жизни погубил?

Медленно выдохнула.

— Бабушка у себя. — отец откинулся на спинку стула, медленно потягивая виски и бросая на меня оценивающие взгляды. — Она почти не выходит из своей комнаты. Но откуда тебе об этом знать, да?

— Винишь меня в том, что я не интересуюсь жизнью женщины, которая все детство мне оплеухи отвешивала, оставляя синяки в пол лица? — не опускаю глаз. — Жаль, некому заступиться было, пока Дамир не подрос. — ухмыляюсь. — Мама где? И как она себя чувствует?

Мужчина безразлично жмет плечами.

— Не знаю. В последнее время она предпочитает находиться где угодно, только не дома.

— Ее можно понять. — тут же холодно отвечаю я. — Я пришла поговорить об Алеханове, папа.

Наша война раскаленными взглядами уже вполне могла бы зажечь искры в воздухе.

— Он мне все рассказал. — мои слова повисли в воздухе словно тяжелые булыжники.

Взгляд отца поменялся. Дымка злости на миг рассеялась, обнажая его настоящие чувства. И этого мига хватило, чтобы я увидела там отчаяние.

— Что ты хочешь от меня услышать? — хрипит отец.

— Услышать? Пожалуй, ничего. — закидываю ногу на ногу и выпрямляю спину. — А вот сказать тебе должна очень многое. — мужчина вздергивает подбородок и смотрит на меня с насмешкой. — Ребенок, которого я ношу, от него, папа.

Тишина. В глазах отца появляется неприкрытое отвращение.

— И между нами есть отношения. Неважно нравится тебе это или нет.

Мужчина с грохотом ставит стакан на стол и всем телом подается вперед. Грозно смотрит мне прямо в глаза. Нас разделяет какой-то метр, но я уже чувствую его алкогольное дыхание.

— И да, — продолжаю я, не боясь дать отпор. — Ты можешь забирать у меня что угодно, машину, квартиру, хочешь даже телефон тебе свой подарю? — насмехаюсь я. — Но твоё мнение никак больше не повлияет на мою жизнь. Ты давно должен был понять, что я вправе сама распоряжаться своей судьбой. Без твоих указов, ясно?

Я замолчала и крепко стиснула челюсть. Его тяжелая энергетика захлестнула меня с головой.

Сердце забарабанило в ушах.

На секунду я вновь почувствовала себя маленькой девочкой, которая боится отца, как огня.

— Ты! — цедит он сквозь зубы. — Ни хрена не понимаешь, Амина! — горящие злостью глаза впились в меня. — Этот ублюдок просто использует тебя!

— Нет! — тут же восклицаю в ответ. — Это ты не понимаешь! Не весь мир крутится вокруг тебя! Он уже давно не хочет иметь с тобой ничего общего, так что можешь не трястись за свой зад! — слова вылетают из меня презренными плевками, и бьют отца по живому.

Резко встав с места, он с силой ударят кулаком по столешнице. Стул, пошатнувшись, с грохотом падает на пол.

Я продолжаю сидеть не шелохнувшись.

Я выдержу. Я больше его не боюсь.

Но, понимая, что он проиграл в словесном бою, опьяненные глаза отца и вовсе наливаются яростью.

Мужчина, не раздумывая, сокращает расстояние, между нами, и больно хватает меня под локоть, заставляя встать.

— Ты что творишь!? Отпусти! — шиплю я, вцепившись в кисть отца острыми ногтями. Но мужчина и не думает обращать на это внимание.

Кажется, гнев окончательно вытеснил рассудок из его головы.

Отец вдвое больше. Тащит меня как тряпичную куклу вон из кабинета.

Совсем крыша поехала, я бы, и сама могла выйти.

— Ненавижу тебя! — выкрикиваю я на эмоциях, пока мои ноги тащатся по красному старинному ковролину.

Отец молчит и лишь тяжело дышит. Его лицо раскраснелось. С силой толкнув дверь одной рукой, он вытаскивает меня из кабинета, но руку не отпускает.

Цепляюсь и изворачиваюсь.

Все происходит за доли секунды. Я и понять не успеваю, как оказываюсь носом перед дверью своей старой комнаты.

Грубо толкнув меня внутрь, мужчина проревел:

— Будешь жить тут пока не одумаешься! — и захлопнул дверь. В повисшей тишине скрипнул защелкивающийся замок.

Обессиленно прислонилась лбом к деревянной двери. Глупый истеричный смех рвется наружу, и я больше не могу его сдерживать.

— Папа! — ударила ладонью по двери — Ты совсем с ума сошел!? — обреченно закрываю лицо руками.

Господи, эта ситуация настолько комичная, что поверить в нее практически невозможно. Еще пару недель назад, я иронизировала, что, если отец узнает о беременности, посадит меня под домашний арест.

И что в сухом остатке?

Я сижу запертая в своей комнате. У папы окончательно сорвало крышу.

— Я устал! От тебя всю жизнь одни проблемы! — грозно слышится из-за двери.

Смеюсь в голос.

— И сколько ты меня тут собираешься держать? Пока не рожу? Может маму для компании подселишь?

Моя грудь сотрясается от душащего смеха.

Прислушиваюсь. Мужчина не отвечает. Через пару секунд уловила удаляющиеся шаги.

Села на кровать. Голова гудит. Желудок сводит. Снова очень хочется есть.

Интересно, если бы я и правда верила, что задержусь здесь, он меня хотя бы кормил?

Сомнений в том, что пора исключать этого человека из жизни не осталось.

Это была последняя капля. Последний шанс.

Он мой отец, каким бы он не был. Я уже давно смирилась, что между нами никогда не будет теплых искренних отношений любящего отца и примерной дочери. Но поддерживать хоть какую-то связь обязывали рамки морали.

Но теперь с меня хватит.

Он никогда не поймет того, что я пыталась донести.

Шарю рукой по карманам. Телефон остался в кармане пальто, которое сейчас лежит в прихожей.

Подхожу к окну. Второй этаж. Мысли выбраться не возникает. Мне вообще сейчас лишних телодвижений нельзя совершать. А я в последнее время только и делаю, что подвергаю себя опасности. То шпионов ловлю на работе. То с отцом воюю.

Окно все же открыла. Впустила в комнату свежий воздух.

Окинула свои детские вещи грустным взглядом.

Вероятно, я больше уже никогда не вернусь в этот дом. Не стоит возвращаться туда, где тебя за человека не считают.

Розовый мишка, деливший со мной кровать до десяти лет, теперь занял место на тумбочке. Его шерстяные бока выцвели, жалкое зрелище. Но я беру медведя в руку и сжимаю. Возьму его с собой. Пусть это будет единственным напоминанием о доме.

С первого этажа послышалась возня.

Я улыбнулась.

Знаю, что вся эта ситуация уже не имеет шансов на счастливое примирение и обретенное взаимопонимание.