Бегство со Светлого берега - Айви Вальтеровна Лоу-Литвинова

Когда они уселись ужинать, Ирина заметила, что Машенька держит Мурку под столом на коленях.

— Сейчас же отпусти Мурку! — велела Ирина.

Машенька повиновалась почти сразу, успев лишь поцеловать Мурку в полосатую остренькую головку.

— Мурка пахнет ботинками, — мечтательно сказала она, после чего ее послали снова мыть руки.

— Мурка не виновата, что спит в коробке из-под обуви, — сказал Вова.

— Неважно, скоро Мурка будет пахнуть лютиками, — отвечал Николай, обожавший Мурку.

Разговоры за ужином шли о переезде. Вова хвалился, что этим летом будет ходить купаться со старшими мальчиками. Машенька подумала о новом козленке, который вознаградит Дусю за то, что она всю зиму ухаживала за козами. Им хотелось знать, сохранился ли у Дуси с Надей подарок Бабушки. Ирина рассказывала им о свадебном обеде на берегу реки и теперь никак не могла упустить подходящий случай.

— Конечно, сохранился. Деревенские дети бережно относятся к своим игрушкам. — Вдруг она повернулась к мужу: — Как ты думаешь, Коля, может быть, послать телеграмму Прасковье Егоровне, что мы приезжаем?

Прежде чем Николай успел ответить, вмешался Вова:

— Прасковья Егоровна звонила.

— Ох, Вова, и ты нам ничего не сказал! Чего она хотела?

— Ей нужны справки.

— Какие справки?

Вова начал закладывать пальцы.

— Из поликлиники — раз. Из собеса — два. Из домоуправления — три…

Над головами детей Ирина и Николай обменялись взглядами. Николай привстал из-за стола.

— Подожди, — резко сказала Ирина. — Что она еще говорила?

— Она сказала, что справки нужны ей сейчас же. Они нужны для похорон.

Николай вскочил из-за стола и выбежал из комнаты.

— Куда же ты? — закричала Ирина. — Сегодня уже поздно что-нибудь делать.

Но не успела она закончить фразу, как Николая уже не было в доме. Она слышала, как хлопнула дверь. Выглядело это так, будто он устремился на зов Бабушки.

Но Бабушка умерла; даже Машенька поняла это.

— Только, — сказала она, — я не совсем понимаю, что значит «умерла».

— Это значит, что Бабушки больше нет. Она ушла от нас.

— Но ведь не по-настоящему, правда? — мягко поправила ее Машенька. — Папа поехал к ней, верно?

Из своей кровати, стоящей у противоположной стены, вмешался Вова:

— Она не может двигаться. Это и значит, что она умерла, раз она не может двигаться.

Николай позвонил Ирине с работы и попросил ее задержать грузовик, пока из похоронного бюро не доставят гроб: его повезут вместе с другими вещами. Ирина, как могла, пыталась ответить на задаваемые ей вопросы; она видела, что Вова сгорает от любопытства. «Нездоровое любопытство», — строго подумала она и была рада отправить детей к своей сестре, не желая, чтобы они видели, как на даче гроб выгружают вместе с холодильником. Похороны были назначены на следующий день. Николай решил ехать на грузовике, чтобы показать шоферу путь через мост, а Ирина должна была связаться с людьми с текстильной фабрики, где Бабушка проработала более тридцати лет, и затем поехать на поезде вместе с родственниками и старыми друзьями, которые захотят присутствовать на погребении.

Стоя у могилы, Ирина слушала, как ее свекровь восхваляли за качества, которые вряд ли в силах завоевать чью-нибудь любовь: пунктуальность, добросовестность, старательность. Должно быть, эти качества она делила с сотнями коллег со своей фабрики, где ее еще помнили несколько немолодых людей. Старик с львиной гривой и детски-голубы-ми глазами сказал просто: «У нас в профкоме от покойной было много хлопот. Она всегда хотела настоять на своем».

Это тоже была похвала; все знали, что Ольга Дмитриевна никогда не просила за себя.

Дома после похорон собравшиеся выпили по паре стопок водки, с одобрительными возгласами закусывая слоеными пирожками. «Она была славная женщина во всех отношениях», — сказал кто-то. «Что ж, семьдесят шесть лет по нынешним временам неплохой возраст», — отвечал другой. Казалось, возникнет опасность, что похоронные речи начнутся по новому кругу. Но вскоре стало ясно, что большинство собравшихся, особенно те, что приехали из Москвы, на самом деле озабочены тем, чтобы поскорей улизнуть, не нарушая приличий, так что благочестивым чувствам не очень давали ходу соображения о расписании поездов.

Прасковья Егоровна захотела, чтобы Ирина осталась и разобрала вещи Ольги Дмитриевны. Ирина и сама была рада предлогу не возвращаться в город со всеми вместе и не вести неизбежный разговор под грохот поезда; но она видела, что Николай стремится поскорей уехать. «Поезжай, — сказала она. — Дети одни. Я скоро приеду».

— Вы не привезли с собой Вову и Машеньку, — укорила Прасковья Егоровна.

— Они слишком малы для похорон, — извиняющимся тоном ответила Ирина.

— Она была хорошей бабушкой, — сказала Прасковья Егоровна, — всегда думала о них. Последнее, что она сделала, починила куклу, которую Машенька оставила в чулане. Мы нашли ее ножку на куче песка и пришили ее. Это было последнее желание Ольги Дмитриевны, и мы его исполнили.

Прасковья Егоровна принесла узел с вещами. Когда Ирина развязала его, оттуда выпала «Книга о вкусной и здоровой пище». Подняв книгу, Ирина вручила ее Прасковье Егоровне.

— Возьмите на память о ней.

Прасковья Егоровна почтительно шмыгнула носом и тронула очки в роговой оправе, завернутые в чистый носовой платок.

— Можно мне их взять? — Заметив тень сомнения на лице Ирины, она поспешила добавить: — Или, может быть, они нужны вам или Николаю Степановичу? Или пригодятся детям, когда подрастут.

Ирина поспешила заверить ее, что ни она, ни ее муж не нуждаются в очках и не собираются превращать их в фамильную реликвию. Прасковья Егоровна ни за что не поверила бы в истинную причину ее минутной заминки — а ею была мысль, что не стоит носить чужие очки, не посоветовавшись с окулистом.

Были распределены и остальные вещи: маленькую стопку книг — томик Толстого, который Ольга Дмитриевна читала в день своей смерти, «Украинские народные сказки», несколько разрозненных номеров «Нового мира» — завернули в бумагу и увязали — книги Ирина собиралась отвезти в город. Вежливый спор по поводу цветастого фланелевого халата Ольги Дмитриевны — Ирина пыталась вручить его Прасковье Егоровне, а Прасковья Егоровна говорила, что он может пригодиться самой Ирине — завершился тем, что Ирина вынула его из рюкзака и положила на кровать, когда Прасковья Егоровна вышла из комнаты. Вместе с халатом из рюкзака были извлечены тщательно сложенные нейлоновые ленты для волос; Ирина запихнула их в карманы. Больше они не понадобятся. Ирина собиралась обрезать Машеньке волосы — она желала этого долгие годы.

Чудный майский вечер уже овладевал местностью, вбирая в себя зелень травы и деревьев, но было еще не темно, когда Ирина осторожно спускалась вниз к