Вендари. Книга первая - Виталий Вавикин

– Я могу осушить тебя до дна, музыкант, – сказала она. Ее руки заскользили по его телу. – Ты хочешь, чтобы я осушила тебя до дна?

– Нет.

– А чего ты хочешь?

Крина издевалась над ним, смеялась, словно бросая вызов его внезапной эрекции. Древняя, свихнувшаяся за долгие века жизни и мудрая в своем безумии – об этом Мэтокс узнает после, когда изменится его простой незамысловатый мир, в котором он думал, что все знает…

– А ты странный, – сказала Крина, расстегивая ему брюки – Твое тело странное, – звякнула пряжка ремня, зажужжала молния. Тени сильнее прижали Мэтокса к кровати. Крина высвободила из брюк его возбужденную плоть, сжала в руке, изучая. – Почему ты не боишься? – спросила она.

– Я боюсь, – сказал Мэтокс.

– Я вижу, что ты возбужден.

– Я не знаю почему.

– Это странно, – Крина улыбнулась. У нее были сильные, умелые руки. Ее взгляд изучал гениталии Мэтокса, изредка отрываясь от них, чтобы заглянуть ему в глаза. – У тебя шикарный член, музыкант. Тебе говорили об этом?

– Нет.

– Зря, – на изуродованном метаморфозами лице появилась улыбка. – Ты возбуждаешь меня, музыкант. Почему ты меня возбуждаешь?

– Я не знаю.

– Уже давно меня никто так не возбуждал. Как мужчина не возбуждал.

– Может быть, виной всему музыка?

– Музыка?

– Глухая старуха, которая научила меня играть на пианино, всегда говорила, что музыка сильнее плоти, сильнее страхов. Музыка это все. Музыка больше чем жизнь. Больше чем смерть.

– Твоя музыка не идеальна, – Крина заставила себя разжать пальцы. В ее глазах заблестела злость, губы изогнулись в презрении. – А глухая старуха не может ничему научить, – она снова прокусила Мэтоксу шею. Кровь возбуждала, но руки против воли сами тянулись вниз. – Мне три с половиной сотни лет, музыкант, – прошептала Крина на ухо Мэтоксу, взбираясь на него. Ее тело было холодным даже внутри. – Не вздумай разочаровать меня, музыкант, – сказала Крина. Мэтокс молчал, наблюдая, как метаморфозы вспыхивают, искрятся на лице странной женщины. Метаморфозы, в которых он не сразу распознал гримасы оргазма. Одного, второго, третьего…

Мэтокс не знал, сколько прошло времени, не считал, не следил. Все это было сном, безумием.

– Ты занимаешься сексом лучше, чем играешь на пианино, – сказала Крина.

Она лежала рядом и тяжело дышала. Ее лицо было лицом обыкновенной женщины. Никаких изменений, никаких метаморфоз. Все в прошлом. За окнами алел рассвет, прогоняя тени. Они больше не держали Мэтокса, но он боялся двигаться. Безумная ночь лишила его почти всех сил, но у него так и не было оргазма.

– Почему? – спросила Крина. Ответа нет. Тишина. За окнами просыпался город, но вся эта жизнь шумела где-то далеко. – Мне все еще нужна кровь, – сказала Крина.

– Обязательно моя кровь? – спросил Мэтокс.

– Нет, лишь бы молодая и чистая. Без вирусов и болезней, – Крина гладила его по щеке. – Ты сможешь найти кого-то на замену?

– Кого?

– Женщину. Шлюху. Просто найди и приведи сюда.

– И ты убьешь ее?

– Это проблема?

– Я не знаю.

– Мы можем убить тебя… – ее рука опустилась к его груди, скользнула по животу. Пальцы коснулись усталой, но еще твердой плоти. – Приведи себе замену, и мы повторим все, что было в эту ночь, – шепнула Крина. – Только на этот раз я заставлю тебя кончить. Или убью. Найду и убью, если ты уйдешь сейчас, решив обмануть меня. Поверь. От меня не спрятаться…

Когда Мэтокс вышел на улицу, солнце поднялось высоко в небо. День был жарким…

Бежать. Бежать из отеля, где осталась странная женщина-монстр. Бежать из бара, где она нашла его. Бежать из района, возможно из города. Мэтокс пришел домой, собрал вещи. Но куда бежать? Он всю жизнь прожил здесь. Да и никто ведь не знает, где он живет.

Мэтокс подсчитал сбережения – хватит на месяц, может, чуть больше, если экономить. Можно отказаться от сигарет, от выпивки. Можно питаться в самых дешевых закусочных или научиться готовить дома – так, кажется, еще дешевле. Мэтокс сел на кровать, закурил. «Нет, – решил он, – отказаться от сигарет не получится. От выпивки можно, но не от сигарет». Бессонная ночь любви и безумия висела на плечах. Глаза слезились. Голова болела. Мэтокс заклеил прокушенную шею пластырем, принял душ. Чуть позже он заснул. Не хотел спать, но стоило только закрыть глаза, и сон подчинил его, как в прошлую ночь подчинил взгляд Крины, когда они под руку покидали бар.

Ему снилась пустота. Ему снились тени. Секс и странные похвалы Крины. Только во сне он никак не мог возбудиться, и Крина, потеряв терпение, воткнула в его вены иглы установленной рядом с кроватью машины и выкачала из его тела всю кровь. Он умирал. Медленно, мучительно. Тени перестали прижимать его к кровати, но сил, чтобы подняться, уже не было. Не было сил, чтобы дышать…

Мэтокс проснулся в поту, мучимый удушьем, и долго не мог понять, что это был сон. За окнами начинался вечер. Сумерки сгущались. Мэтокс выкурил еще пару сигарет. Тени затаились в пыльных углах. Мертвые тени. «Нет, они не знают где я. Не смогут найти». Мэтокс включил во всей квартире свет. Лампы замигали, погасли.

– Черт! – он вышел на улицу.

Закат умирал, шипел остывающими углями, позволяя ожившей тьме выбираться из убежищ, отправляясь на поиски новых жертв. «Все это просто мое воображение», – тщетно пытался успокоиться Мэтокс. На другой стороне улицы находилась закусочная, и он, не обращая внимания на недовольные гудки клаксонов, перебежал через дорогу. Заказав кофе, Мэтокс увидел, как толстый мужчина ужинает за соседним столом, и заказал обед. Голод пришел внезапно, помог отвлечься от страхов, словно все это действительно было сном. Но вечно находиться в закусочной было невозможно. Она закрывалась в одиннадцать. Мэтокс снова оказался на улице.

Какое-то время он бездумно стоял под фонарем. Курил и глазел на проходящих мимо людей: мужчины и женщины, пожилые и еще полные сил, у которых впереди целая жизнь. Ему почему-то вспомнилась мать, которую он не навещал уже несколько лет. Последний визит оказался не самым удачным. Вирус изменил мать, превратил в уродливого монстра. Люди говорили, что подобное происходит не часто, но он еще в тот день, когда мать узнала о вирусе, верил, что все закончится именно этим. Хорошо еще, вирус от матери не передался ему. Он представил себя уродливой тварью. Представил тогда, в прошлом. После, когда он видел, как меняется мать, представлять было не нужно. Все было на виду. Все было в реальном времени, напоминая какое-то дьявольское шоу. В последний визит мать хотела его обнять. Мать, которая никогда никого не любила. Вирус изогнул пальцы на ее руках, превратил их в руки разбитого артритом старика. Ее глаза сместились с одной линии: левый поднялся к брови, правый опустился чуть вниз. Нос изогнулся, подчиняясь этим переменам. Передние зубы выпали.