Как остановить время - Мэтт Хейг

– А из-за чего же, Том? Из-за чего?

На этот вопрос я ответить не мог.

Ведра были тяжелые, но мы уже почти пришли. Вот конюшня; стоявшие в денниках лошади разглядывали нас точно лорды, которые с галереи взирают на порядком наскучившее представление. Роуз молчала. Меня мучила совесть за то, что я солгал ей об обстоятельствах смерти моей матери. Меня так и подмывало рассказать Роуз правду о себе. Рано или поздно придется.

Возле нашего дома нам встретились две женщины. Одна – Старуха Адамс – во все горло орала на вторую. Поносила ее на чем свет стоит.

Вторую женщину Роуз знала по уайтчэпелскому рынку. Звали ее Мэри Питерс.

Это была тихая женщина с печальным лицом, лет сорока. В то время далеко не все доживали до такого возраста. Одевалась она по-вдовьи, во все черное. Старуха Адамс отпустила какое-то особенно забористое ругательство, в ответ Мэри молча посмотрела на нее с такой яростью, что та отшатнулась, как кошка, которую грубо отогнали от добычи.

А Мэри пошла по Уэлл-лейн в нашу сторону.

Судя по ее виду, стычка со Старухой Адамс нисколько ее не расстроила. А вот Роуз при виде Мэри заметно напряглась.

– Доброе утро, Мэри.

Мэри чуть улыбнулась и перевела взгляд на меня:

– Это и есть твой Том?

Твой Том.

Я и смутился, и обрадовался. Значит, Роуз рассказывает обо мне. Значит, я ей не чужой. Сразу возникло чувство надежности и собственной неподдельности, словно я занимал именно мне предназначенное место.

– Да. Да, он самый. – Роуз слегка зарумянилась. Чуть порозовела, как облачка на утренней зорьке.

Мэри понимающе кивнула.

– Его сегодня не будет. Вам с Грейс на радость.

– Правда? – с заметным облегчением отозвалась Роуз.

– У него жар. Будем надеяться, это сифилис, верно? Я ничего не понимал.

– О ком вы?

Мэри чуть поежилась, будто сболтнула лишнее.

– Да о мистере Уиллоу, – объяснила Роуз. – Он у нас на рынке главный.

Мэри уже шагала прочь, бросив через плечо:

– Ладно, увидимся.

– Обязательно!

По дороге к дому я попытался расспросить Роуз о мистере Уиллоу.

– А, ерунда. Он малость строг, только и всего.

Она чуть помолчала, а потом заговорила о Мэри. По словам Роуз, Мэри появилась в округе несколько лет назад и всегда держалась особняком. Своим прошлым ни с кем не делилась, и Роуз почти ничего о ней не знала.

– Женщина она добрая. Но загадочная. Как ты, даже хуже. Но тебя я все-таки разгадаю. Расскажи мне что-нибудь о себе. Хоть капельку. Самую крошечку.

Даже принадлежи мне все золото Стрэнда, я все равно остался бы жить в скромном домике на Уэлл-лейн – при условии, что ты будешь со мной, – подумал я, но не сказал этого вслух.

– Вчера я видел, как в Темзу, прямо за Нонсач-хаусом, на глазах у толпы упал лодочник. Я тогда пожалел, что тебя нет рядом: вот бы подивилась вместе со мной.

– В отличие от тебя я не люблю жестоких зрелищ.

– Да он наверняка выжил.

Она бросила на меня подозрительный и одновременно скептический взгляд, и я поспешил перевести разговор на другую тему:

– Мне нравится, как ты заботишься о Грейс. Нравится, что ты знаешь себя. Нравится, как ты обустроила жизнь, создала уютный дом, хотя у тебя было столько потерь… Ты умеешь найти красоту даже там, где ее нет. Ты – яркий блик света в грязной луже.

– В луже? – смеясь, повторила она. – Извини. Продолжай… Я изголодалась по комплиментам. Давай-ка еще!

– Мне нравится твой взгляд на вещи. Нравится, что ты пытаешься разобраться в природе вещей, а не плывешь бездумно по течению.

– Я же не какая-нибудь бледная дама, проводящая жизнь в театре, я – торговка фруктами. Простушка я, вот кто.

– Я много кого встречал, но ты меньше всех походишь на простушку.

Она коснулась меня рукой.

– Посмотри, я одета в лохмотья вперемешку с мечтами.

– Тогда тебе лучше отбросить их.

– Мечты?

– Нет.

Я стоял почти вплотную к ней. И не отрываясь смотрел ей в глаза. О том, чтобы сбежать, не могло быть и речи. Раньше я и не догадывался, что искал именно ее, а теперь, когда наконец нашел, не знал, что делать. Казалось, меня быстро и неудержимо кружит, точно семечко платана, уносимое переменчивым ветром.

– Ну же, давай, – шепнула она. – Не бойся быть счастливым. Не то будет поздно.

Наши губы сомкнулись; закрыв глаза, я вдыхал запах лаванды и Роуз; душу мою охватили одновременно сильнейший страх и всепоглощающая любовь, и я понял, что страх и любовь – это одно и то же чувство.

Я и сегодня не забыл то смешанное чувство любви и ужаса, от которого голова шла кругом. Я помню звон колокола. Помню фруктовый аромат ее волос, и тоска по ней по-прежнему сжигает меня.

Держись давай.

Открыв глаза, я увидел, что Антон пытается незаметно выскользнуть из класса.

– Антон! – окликнул я его. – Погоди минутку.

Он явно был напуган. С таким испуганным видом он просидел весь урок, а сейчас воткнул в ухо наушник.

– Любишь музыку?

Похоже, вопрос поставил его в тупик. Он ожидал, что я буду спрашивать его о другом. Он пытался притвориться, что ему все равно, но его выдавали глаза.

– Ага. Да, сэр.

– А сам на чем-нибудь играешь?

Он кивнул:

– Да, немножко на пианино. Мама учила, когда я был младше.

– Смотри, будь с этим осторожнее. Не то недолго и сбрендить. Сам не заметишь, как мозги съедут набекрень. От напора чувств.

Он смотрел на меня непонимающе.

Я сделал следующий ход:

– Твоя мама знает твоих дружков?

Он застенчиво пожал плечами.

– Ты мог бы выбрать себе в друзья кого-нибудь получше.

Антон знал, что обижаться ему не на что, но не смог сдержаться и насупился:

– Сай мне не друг. Он старший брат одного моего знакомого.

– Знакомого? Школьного знакомого? Из нашей школы?

Он покачал головой:

– Он раньше здесь учился.

– Что значит «раньше»?

– Его исключили.

Я кивнул. Мне все стало ясно.

Повисла пауза. Антон стиснул зубы, набираясь решимости.

– А вы всерьез вчера сказали? Насчет того, что кого-то убили?