Связь времен. Записки благодарного. В Новом Свете - Игорь Ефимов

Число громких имён в наших каталогах также росло. Лауреат Нобелевской премии мира Эли Визель (1986) был представлен русским переводом романа «Завет». Лев Троцкий — сборником, включавшим дневники и письма, подготовленным Юрием Фельштинским. Георгий Иванов — сборником прозы под редакцией Вадима Крейда. Литературоведение и эссеистика — книгами Ефима Эткинда, Александра Жолковского, Юрия Щеглова, Петра Вайля, Александра Гениса. Владимир Ашкенази предложил нам издать по-русски его воспоминания, вышедшие в Лондоне по-английски. Лев Лосев собрал под одной обложкой статьи об Иосифе Бродском. Я отобрал десять лучших — на мой взгляд — рассказов Василия Аксёнова для сборника «Право на остров».

Не все задуманные проекты удавалось довести до конца. Роман Георгия Владимова «Три минуты молчания» переходил у нас из каталога в каталог в течение трёх лет, но автор всё никак не мог выбрать время, чтобы подготовить рукопись к изданию. С 1983 года он жил в Германии, работал над романом «Генерал и его армия». Кончилось тем, что он уступил настояниям издательства «Посев» и отдал книгу им. Мне прислал письмо с извинениями и вернул аванс. Я был огорчён, но не сердился на него — слишком хорошо знал по себе, как напряжённо приходится бороться за выживание писателю-эмигранту. «Три минуты молчания» пришлось перенести из раздела «Новые книги» в раздел «Книги других издательств».

Очень много сил было потрачено на переговоры об издании «Словаря ненормативного русского языка», подготовленного Кириллом Косцинским. Он начал коллекционировать бранные и сленговые выражения, ещё находясь в советском лагере в начале 1960-х. В Америке ему удалось получить солидный грант на завершение и издание словаря. Но бурление языковой стихии в России и за рубежом выбрасывало на поверхность всё новые и новые словесные перлы, и Косцинский никак не мог подвести черту, объявить работу законченной.

Наконец, по настоянию Гарвардского университета, курировавшего проект, он разослал зарубежным русским издательствам заказ на смету. Несколько недель я корпел над изготовлением образцов страниц, над расчётами и выслал результаты своих трудов на суд автора и заказчика. Впоследствии Косцинский признался мне, что образцы набора понравились администрации, но указанная стоимость издания показалась неправдоподобно низкой. «По нашим правилам, — объяснял ему бухгалтер, — мы выстраиваем полученные сметы в столбик, восходящий от самой маленькой к самой большой, и автоматически отбрасываем самую верхнюю и самую нижнюю как несерьёзные».

— И вы не сказали бухгалтеру, что знаете Игоря Ефимова двадцать пять лет и что он умеет держать данное слово? — корил я Кирилла.

— Но ведь у нас ещё есть время, мы вернёмся к этим переговорам, — оправдывался он.

На самом деле я видел, что Косцинскому страшно было объявить работу законченной, страшно расстаться с любимым детищем. Он тянул и тянул, пока рак пищевода не доканал его в 1984 году. Словарь его так и не вышел.

Главные американские библиотеки, получив наш очередной каталог, обычно присылали заказы на все указанные в нём новые книги. Если книгу выпустить почему-то не удавалось, мы просто оповещали об этом библиотеку коротким письмом с извинениями. Гораздо опаснее для нас были ситуации, когда в издание уже были вложены труд и деньги, а автор вдруг начинал вести себя непредсказуемо, предъявлять невыполнимые требования, скандалить и угрожать. Приведу здесь несколько подобных историй.

Мы расстались с профессором Темирой Пахмусс в конце пятой главы, когда издательство «Эрмитаж» с воодушевлением погрузилось в изготовление макета представленной ею книги Мережковского «Реформаторы». Впервые книга была объявлена в каталоге 1985 года, потом перешла в каталог 1986-го, потом — 1987-го. Причина задержки? Профессор Пахмусс начала демонстрировать то ли провалы памяти, то ли непонимание русского языка, то ли просто галлюцинировать. Мы посылаем ей на вычитку заказным пакетом очередную порцию набора. После долгого молчания от неё приходит странное письмо с упрёками и скрытыми угрозами: «Я ничего не знаю о ваших намерениях... вы поступили со мной нечестно... такое поведение может иметь серьёзные последствия...» В панике звоню ей — телефон не отвечает. Мы шлём новую порцию набора, я умоляю её объяснить, что происходит. Опять после долгого молчания: «Вы обманом выманили у меня ценные архивные материалы... требую немедленно вернуть их...»

И наконец — как гром с ясного неба — заказное письмо из конторы прокурора штата Иллинойс: «К нам поступила жалоба от профессора Темиры Пахмусс, которая обвиняет вас в краже ценных архивных материалов. Мы требуем немедленно вернуть их. В противном случае против вас будет возбуждено уголовное дело».

Неделя ушла у меня на составление ответного послания, на перевод на английский нашей переписки и подписанного договора. Видимо, мои разъяснения убедили прокуратуру в том, что жалоба профессора Пахмусс не имеет под собой никаких оснований, что нам были присланы ксерокопии, а оригиналы никогда не покидали дома жалобщицы. Писем от них больше не приходило. Но какие мотивы двигали вздорной тёткой? Почему она решила разорвать наши отношения? Да ещё таким нелепо скандальным способом? Понять это я был не в силах и решил просто махнуть рукой на весь проект.

Жалко было своих ночных трудов, жалко крушения красивой мечты — спасти «почти сгоревшую» рукопись. Судиться? Скорее всего, суд принял бы нашу сторону. Но у неё были деньги на адвоката, а у нас — нет. И это решало всё дело. В конце 1980-х, когда гласность набрала достаточную силу в России, я послал отредактированные нами тексты в «Звезду», и они опубликовали «Паскаля». Но загадка поведения иллинойского профессора оставалась.

Она разрешилась только много лет спустя, когда я увидел в магазине русской книги аккуратный томик: Д.С.Мережковский, «Реформаторы». На обложке три портрета — Лютер, Кальвин, Паскаль. Издательство «Жизнь с Богом», Брюссель, 1990 год. Предисловие Т.Пахмусс. Вся моя редакторская работа была использована, текст дословно воспроизводил наш набор. Но в полиграфическом плане книга представляла собой нечто позорное. В ней не было сквозной нумерации страниц, каждое жизнеописание начиналось со страницы №1. Библиография и примечания располагались в конце, но тоже на страницах, имеющих нумерацию от 1 до 47. Конечно, не было указателя имён. В предисловии — никакого упоминания об участии «Эрмитажа» в подготовке текста.

Что двигало Темирой Пахмусс? Издательство «Жизнь с Богом» в своё время имело солидную финансовую базу, под его маркой было переиздано в 1966 году двенадцатитомное собрание сочинений Владимира Соловьёва, собрание сочинений Вячеслава Иванова, с 1969 года оно стало регулярно печатать книги российского священника, отца Александра Меня. Могли они соблазнить нашего автора гонораром? Или ей просто было ближе их христианско-экуменическое направление, чем сомнительный по религиозной ориентации «Эрмитаж» — третья волна, пятый пункт?