Чекист - Павел Ларин

фронта продвигаться за наступающими войсками для сбора образцов трофейного оружия. Предъявил документ, который предписывал командирам Красной Армии оказывать ему и группе содействие, в том числе ставить на все виды довольствия.

Все вроде было как надо, но некоторое сомнение в отношение этой группы у твоего отца осталось. Интуиция. Понимаешь? Сначала работает она. В первые секунды. Свербит во всех местах. Что-то не так… Он внимательно просмотрел документы, пытался понять причины своего беспокойства. Чувствовал, неладное тут. Вдруг в памяти четко всплыл вчерашний офицер на дрезине. У него была точно такая же форма. Такой же степени поношенности, даже оттенок ткани был такой же. Будто шили все эти гимнастерки из одного куска. Сергей протянул назад документы. Виду не показывал. И тут еще один момент. Ранцы. Вот что еще не давало ему покоя. О них говорилось в ориентировке. Тогда все становилось на свои места. Козырнув капитану, твой отец, не выдавая своих подозрений, сообщил группе, что скоро их часть переходит в наступление, и вероятно, прибывшие для выполнения своего задания, смогут продвигаться с ними.

Нельзя было допустить, чтоб они поняли, что их раскусили. Нужны живыми. А если поймут, начнется бой. Будут отстреливаться и пытаться уйти. Командир группы радостно принял предложение и попросил препроводить их в штаб части. Отец твой оставил свою группу продолжать наблюдение, а сам, с двумя бойцами, доставил этих товарищей прямо в землянку, ко мне. Я же был начальник отдела.

Ну, по лицу Сергея сразу понял, похоже, вот оно. Вот голубчики, которых мы ждали. Очень уж Серега выглядел… Строго, что ли. Я предложил офицеру и бойцам присесть, начал изучать их документы. Память тренированная. В первую же секунду четко, как на листе бумаги, увидел в своей башке пункты ориентировки. Особенно, указанный дефект документов — несколько скошенный правый уголок фотографии. Смотрю, и правда, скошенный. Не подавая виду, я ж перелистнул несколько страниц офицерского удостоверения. Мол, смотрю, проверяю. Все, как положено. И нашел еще два признака подделки, указанных в ориентировке. Сомнений не осталось. Это — вооруженная группа диверсантов.

Главное — не выдать своего волнения, паники, сомнений. В общем, чтоб ни одна гнида не догадалась. Понимаешь? Вынул из пачки "Казбека" папиросу, закурил. Так лучше, кстати. Запомни на будущее, вдруг пригодится. Если нервничаешь, но тебе надо это скрыть, сделай что-то очень простое. Закурить, лучше всего. Внимание тех, кто рядом, переключиться на руки. Как ты достаешь папиросу. На лицо твое уже никто смотреть не будет. Ну и говорю этому офицеру-диверсанту: «В ближайшее время мы готовимся к наступлению, так что, скорее всего, сможем помочь вам в выполнении вашего задания. Пока предлагаю вам разместиться в одной из палаток в расположении нашего штаба». Смотрю, они еле заметно, а расслабились. Выдохнули. Мол, получилась их задумка. И почти ведь вышли. Из землянки. Но тут… Судьба, что ли… Иначе не скажешь. Пацан у нас был. Молодой совсем прибился. От партизанского отряда остался живой один. Ну, вот он именно в этот момент возьми, да и забеги в землянку. Со словами, мол, новая ориентировка пришла. А потом на одного из этой группы уставился. И говорит, товарищ капитан, это — враг. Я его знаю. А где, откуда, не успел договорить. У диверсанта нервы, видать, тоже сдали. Он оружие выхватил и давай палить. Парня то сразу, на месте. Представь, их группа, а нас гораздо меньше. Так отец твой… Прикрыл меня. Оттолкнул, а сам на эту гниду грудью упал. Прямо на оружие….

Что сказал Максим Сергеевич, как и его реакцию на рассказ Ершова, я уже не смог выяснить. Воспоминание снова резко оборвалось. Но от увиденного я впервые пребывал в настоящем ступоре.

Во-первых, меня сильно поразил факт влюбленности Беляева в Александру Сергеевну. Он реально был ей увлечен. Все эти годы, который бегал за Комаровой, всегда помнил их первую встречу в кухне. Но самое обидное. Для Максима Сергеевича, естественно. Не для меня. Мне вообще по хрену. Он помнил, а Комарова нет. Видимо, для нее это было настолько мимолётным эпизодом, что она даже внимания не обратила на молодого мужчину, с которым беседовал дед.

Во-вторых, я немного прихерел от того, что диверсия на заводе — дело рук самого Максима Сергеевича. На кой черт, спрашивается.

Посидел немного на кровати, пытаясь собрать мысли в кучу, а потом вышел на улицу. Пока Комарова не поперлась проверить, все ли в порядке. На крыльце остановился и с интересом посмотрел на нее. Только теперь с другим интересом. В воспоминаниях Максима Сергеевича она была необыкновенно хорошенькая. Сейчас же рядом с калиткой стояла серая, полустрерая копия той девушки.

— Что-то случилось? — Проявила удивительную заботу Комарова.

Я заверил, что все хорошо. Сказал, мол, ничего интересного не нашел. Пора возвращаться на завод.

Однако, похоже, мое состояние было слишком заметным. Комарова косилась на меня теперь всю дорогу. А я думал еще об одном очень интересном моменте. Когда Ершов в воспоминаниях Максима Сергеевича рассказывал ему об отце… Он, Максим Сергеевич, не чувствовал ничего. Вообще, ничего. А должен, по идее гордиться. Переживать. Не знаю… Да что угодно. Но у этого товарища в голове и в душе была пустота.

Глава 14. В которой Александра Сергеевна размышляет о личном, а я не знаю, что личное связано со мной

— Ни черта не складывается. Ни черта! Просто какая-то удивительная херь! — Высказался Максим Сергеевич, а потом в сердцах хлопнул дверью “Волги” и направился к зданию управления.

Мужчина явно был зол. Саша не сомневалась, слова Беляева о том, что в доме он ничего не нашел — ложь. Нашел. Причем явно это было то, чего чекист, а Саша теперь мысленно называла его именно так, зачем скромничать, не ожидал. Он вылетел из домика, как ошпаренный. Хотя усердно пытался свое состояние не афишировать. Делал вид, будто спокоен.

Девушка посмотрела на несчастную машину, которая получила порцию злости Максима Сергеевича. Удивительно, что стекло не высыпалось от такого удара. Дверью он долбанул прилично. На секунду Саша подумала, как было бы хорошо, если бы этой дверью Максим Сергеевич себе прищемил…Вообще, в ее воображении сразу появился вариант самый трагичный и для любого мужчины крайне нежелательный. Но девушка решила, это слишком жестоко. Пусть прищемит палец.

С одной стороны между ней и Беляевым установилось некое подобие сотрудничества. Она больше не испытывала каждые пять минут острого желания убить его. Но это вовсе не значит, что он не бесил