В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков

Мы передавали свои позиции взводу автоматчиков. Командиру взвода младшему лейтенанту я рассказал, как ведет себя противник днем и как ночью. Какие меры предосторожности необходимо принимать в первую очередь. Все я ему рассказал. Предупредил, что в последнее время немцы как-то подозрительно затихли. «Видимо, готовятся к основательному штурму. Так что вы готовьтесь. Ночью не спите. А днем не высовывайте голову, снайпер бьет». И я указал ему на ветряные мельницы. «Но если по мельницам постреливать из пулемета, то снайпер остережется выходить на эту огневую». Рассказал я младшему лейтенанту и о позиции станкового пулемета. «С пулеметчиками веди постоянную связь. В трудную минуту они — единственная поддержка. И пусть не пренебрегают запасной огневой». Рассказал, что между окопами частично прорыта соединительная траншея. Показал немецкую могилу.

Наши сменщики установили пулеметы. Стали устраиваться в окопах. Мои автоматчики один за другим покидали позиции.

«Смотри, — сказал я младшему лейтенанту напоследок, — советую тебе сменить окоп. Снайпер начинает охоту ранним утром. Отпугивайте его пулеметным огнем». Мы попрощались. Мы со связным поползли к тропе. Пошел мелкий дождь. Ползти стало тяжелее и противнее. Гребешь на себя грязь, тащишь ее на шинели…

Вместе с нами покидал плацдарм и пулеметный расчет Кизелько.

На НП я доложил командиру роты, что взвод передал позиции сменщикам.

Затем мы отошли к парому. Там, на краю оврага, окопались. Нужно было ожидать очереди на паром.

Рассветало. Я сидел возле своего окопа и курил. Старшина Серебряков наконец-то привез полученную на складе «моршанку». Солдаты истосковались по куреву. Курили, радовались. Радовались, что курева много (накопилось за столько-то дней), что, наконец, нас сменили, что скоро будем на том берегу и спать ляжем уже не в окопах.

На передовой тем временем ударило несколько снарядов и затихло. Мои автоматчики, ни слова друг другу не говоря, сразу умолкли, стали прислушиваться, что там происходит. Тишина на фронте дело такое… Всякое может означать. Когда, например, происходит прорыв, тоже вначале тихо.

На тропе неподалеку остановился солдат с двумя котелками. В котелках днестровская вода. Я узнал его. Это был связной командира первого взвода стрелковой роты, сменившей нас вчера. Мы с Петром Марковичем несколько часов назад оставили ему и его командиру, младшему лейтенанту, свой окоп. Я окликнул его. А он уже и так видит меня, смотрит и не уходит, будто что-то хочет сказать. Я опять махнул ему, передал привет младшему лейтенанту. И вдруг он говорит: «А нашего младшего лейтенанта убило». — «Как убило?!» — «Убило, — говорит и голову опустил. — Разрывной пулей. Прямо в голову. Снайпер».

Я некоторое время не мог произнести ни слова. Так эта весть меня поразила. Я же его предупреждал: остерегайся снайпера, не давай ему подняться на мельницу. Несколько раз повторил.

Видимо, немцы обнаружили изменения в нашей обороне. Еще когда мы уходили, я обратил внимание на то, что стрелки беспечно выложили винтовки и автоматы на брустверы. У нас они всегда были внизу. Конечно, утром с той стороны глянули и сразу поняли — перед ними другие. Вот и начали щелкать новеньких.

Ночью 29 апреля нас подняли из окопов. Гуськом по тропе мы быстро спустились к парому. Я нес ручной пулемет без магазина, автомат и вещевой мешок, наполненный патронами и гранатами без запала. Запалы я приказал вывинтить, завернуть в непромокаемую бумагу и положить в сумки отдельно. Диски для пулеметов несли солдаты.

Все. Вахта наша на плацдарме закончилась.

— Стояли мы под Могилевом. Перед этим наступали. Несколько дней шли и шли вперед. Бои, бои, бои… Ну и подвыбили наш батальон. Отвели во второй эшелон, на отдых. Помыться да обмундирование заштопать. Обносились. В бою ведь как: на локтях да на коленках все до дырок протираешь, ползаешь, как змея… Пополнение получили. Молодых совсем ребят, 1926 года рождения.

Наше отделение хату заняло. Устроились хорошо. Печку топим. Живем не тужим. Жителей-то немцы из деревни угнали к Витебску. Хаты поджечь не успели. Команду факельщиков местные партизаны возле речки на мосту перехватили — три мотоцикла, — всех там и положили. Факельщиков в плен не брали.

Ночами начали летать немецкие самолеты. У них тоже ночные бомбардировщики были.

Однажды утром просыпаемся от холода. Что такое? К теплу-то уже привыкли. Ребята: «Кто дверку расшихатил?» Молодых принялись бранить, они у нас все по ночам на двор бегали… Но глаза продрали, а посреди горницы — мать честная! — в полу бомба торчит стабилизатором вверх. Бо-ольшущая чушка! В потолке дыра, и небо через ту дыру светится.

Ночью прилетела, зараза. А мы и не услышали, когда ее к нам занесло.

Мы походили вокруг нее. Умылись. Молодых предупредили, чтобы бомбу не трогали. С кухни принесли котелки с горячей кашей. Сели вокруг бомбы и позавтракали.

Вскоре пришли саперы. Выкрутили взрыватели. Вытащили через окно ту бомбу. Пятисоткилограммовая. Как они ее выволакивали?

А ребята рядом спали. Она у них в ногах пол проломила. Нижний взрыватель бракованный был. Судьба.

— Первый мой бой был под Ковелем. Наши там делали прорыв. Подвели и нас. 22 июня 1944 года. Навсегда запомнил я этот день.

Перед боем старшина роты, уже бывалый солдат, имевший ранение, сказал нам: «Ребята, не бойтесь. Атака — дело обычное. Хотя, конечно, кого-то убьют». И так больно резанули мне по сердцу его слова, что даже во рту пересохло. Кого-то, говорит, убьют… Может, и меня…

Шли цепью. Немцы стреляли как-то вяло. Там снаряд упадет, там… Они по фронту установили репродукторы и вот передают: «Ну, 62-я попробовала? А теперь давай 8-я начинай!»

До нас на этом участке пыталась делать прорыв 62-я армия. В поле впереди стояли наши сгоревшие «тридцатьчетверки». Много. Немцы несколько раз повторили в репродукторы. Наша оборона молчит. Ни голоса, ни выстрела.

Прошли мы до танков и залегли.

Ротный мне: «Сходи посмотри справа, не оторвалась ли наша рота от соседней. А то беда будет». Дал мне в подчинение разведчика. А уже стемнело. Идем. Шли-шли, слышим, уже где-то рядом немецкая речь послышалась. Нас обстреляли. Но так, вслепую, не прицельно. Если бы не обстреляли, то точно бы зашли к немцам. Пошли назад. И тут наткнулись на бойцов соседней роты. Это были штрафники. Тоже готовились к атаке. Помню, окопы у них были вырыты глубокие. Вылезать из них можно было только в определенном месте. Они указали нам телефонный провод: «Держитесь провода и выйдете на свой НП».

Наша рота начала окапываться. Земля под Ковелем тяжелая. Какая-то сплошная белая глина. Некоторые ребята окопались плохо. И во время первого артналета многих из них сразу побило осколками. Так что мы сразу поняли: окапываться на передовой надо основательно. На рытье окопа ни сил, ни времени не жалей. Я вспомнил, как окопались штрафники. А ведь все они уже пороха понюхали.

Перед атакой была проведена артподготовка. Наша артиллерия била по немецкой обороне часа два. Там, казалось, все смешали с землей. На месте блиндажей и дотов торчали только торцы бревен.