Иная кровь - Вера Петрук

Кай бежал, понимая, что любое падение, обернувшееся переломом, закончит эту бессмысленную гонку. До сих пор ему встретился только один неширокий провал, который он заметил по слишком густой темноте впереди. Прыгнув, Кай закачался на краю, чувствуя, как опасно повисли в воздухе пятки. Из колодца со свистом вырвался ветер и, ударив его в спину, помог восстановиться равновесие. Кай побежал снова. Он делал это не потому, что, действительно, надеялся убежать от твари. Просто он родился совсем недавно и хотел хоть немного узнать об этой жизни прежде, чем дорожденные сны заберут его обратно.

Пещера была царством гомозуля, а Кай был здесь чужим. Сейчас вера в то, что подземелье — не его место, была как никогда сильной. Именно она заставила его не сдаться, когда щупальце твари облепилось вокруг ноги. Кай закричал, чувствуя, как холодная плоть сдавливает кожу, и непомерная сила тянет обратно. Гомозуль рванулся, окрыленной победой, а Кай зажал в руке камень, собираясь выбить чудовищу хотя бы глаз, прежде чем его разгрызут на части.

Тут послышался грохот, и его внезапно отпустили. Было темно, но Кай догадался, что произошло. Заторопившись, гомозуль не рассчитал высоту потолка и врезался башкой в свисающий сталагмит. Задержка была временной, но Кай знал, что это — последний шанс.

Он рванулся, опьяненный неожиданной свободой, заметался по стенам, внезапно потеряв дорогу, и как слепой, принялся шлепать руками, пытаясь найти проход, который был здесь совсем недавно. Но его не было. Тупой гомозуль не только разбил себе голову, но и засыпал ему дорогу. Сзади с шумом выбирался из-под камней монстр. Тварь не спешила, очевидно, понимая, что загнала жертву в тупик. Тогда Кай опустился на колени и, обдирая ноги и руки, принялся шарить по полу в поисках спасения. Он не знал, что искал, но был уверен, что, если остановится, смерть настигнет его в ту же секунду.

Скользкие от крови и грязи ладони шлепнули по стене, потом еще раз, затем левее и вдруг провались в блаженную пустоту. Дыра была небольшой. В нее с трудом уместились плечи Кая, но он был в том состоянии, которое позволило бы ему пролезть куда угодно.

Лаз кончился так внезапно, что Кай не удержался на краю и полетел вниз головой. Сзади еще слышался далекий рев гомозуля, но все его внимание привлекал уже другой звук — могучий рев подземной реки, в которую он грохнулся вместе с парой камней, свалившихся следом.

Тело пронзила жгучая боль, и он решил, что попал в кислоту, и настали бесконечно мучительные, последние секунды его жизни. Но это был лишь удар о воду — теплую воду. Река бурлила, то погружая его с головой, то выкидывая в темноту, где появлялся воздух. Кай отчаянно барахтался, чувствуя себя мухой, попавшей в пиво, которое льется в глотку великана. Держаться на плаву не получалось, найти опору тоже. Он пытался грести к стенам, чтобы уцепиться за камни, но после нескольких попыток преодолеть силу воды сдался и сосредоточился лишь на том, чтобы дышать. Это удавалось все труднее, так как скорость потока усилилась.

А потом начались водопады.

Первый раз Кай вывалился в пустоту с диким, невероятным чувством готовности ко всему и полной уверенностью, что хуже быть не может. Если его сейчас ударит головой о камень, он будет готов. Смерть так смерть.

Но когда мощное течение вынесло его на поверхность, он завопил так, словно только что родился. Кай не понимал, что кричал, да это было и неважно. Это был крик протеста — протеста против страха и бессилия, которые тянули его на дно.

И тут, на самом крайнем пике отчаяния, он увидел свет. Свет был еще тусклым и далеким, но он не напоминал ни мерцание костра, ни тусклое сияние плесени, ни блеклое сверкание лампы ракушечника. Раньше, когда в руднике Тиля еще работал генератор, так горели фонари и лампы в самых ярких помещениях гномьей шахты. «Нет, это не лампы», — подумал Кай, когда течение снова позволило ему всплыть на поверхность. Глотнув воздуха вместе с водой, он вдруг почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Предчувствие свершившейся мечты накрыло волной внезапного счастья.

Но прежде чем ему удалось разглядеть природу источника, свет вдруг стал настолько ярким, что Кай увидел каждую каменную складку на своде огромной пещеры, по дну которой неслась Теплая Речка. В следующую секунду глаза резанула такая сильная боль, что он зажмурился, пропустив тот момент, когда его тело вылетело из недр горы вместе с хрустально-чистым водопадом, искрившимся в лучах полуденного солнца.

Стояла весна.

Его разбудил запах дыма. В пещерах Тиля Голубоглазого дым был признаком надвигающейся беды — пожара, страшнее которого на рудниках был только потоп. Организм отреагировал быстро: пробудился и приготовился бежать.

Однако вскочить быстро не удалось. Ноги запутались в каких-то тряпках, Кай кувырнулся и замер, уставившись на картинку из дорожденных снов. Только сейчас он точно знал, что не спит. Оставалось два варианта: либо он умер и попал туда, куда переносятся после смерти все гомункулы, либо чудесным образом спасся и теперь смотрел на настоящее солнце, настоящее небо и настоящий земной мир — мир Калюсты.

Глаза нестерпимо болели от света, но он боялся закрыть их и потерять то, к чему так давно стремился. Реальность отличалась от дорожденных снов, как кусок обработанного антрацита от пустой породы. Во-первых, небо оказалось не голубым. Мир накрывал белый купол, по которому изредка проносились серые, комковатые хлопья — облака. Вокруг протирался лес. Кай совершенно точно знал, что так называлось место, где росли деревья. Деревьев в округе было столько, что их хватило бы на стропила и подпорки для всего подземелья гномов. Голые стволы, полосатые от теней, сливались в серый лабиринт с бесконечным количеством тоннелей и ходов.

Рядом с Каем жарко пылал костер, а перед ним лениво двигались могучие воды Теплой Реки — местами стальные, местами подернутые темно-синей рябью. Подземные реки были неширокими, а их волны — гладкими и покатыми. Здесь же, под солнцем, речные воды напоминали подошву шахтерского сапога — все ребристые, вздутые, шершавые. Это ветер, догадался Кай и, открыв рот, принялся хватать воздух, который был слаще сахара.

А над рекой и серым лесом возвышались горы Асырка. Они собирались в каменные складки до самого горизонта, то вздымаясь к бело-серому небу, то проваливаясь в черные ущелья. Склоны гор покрывали каменные россыпи глыб, между которыми торчали тощие елки и корявые, угрюмые кустарники. Кай проследил взглядом от самой дальней елки, какую смог разглядеть, до гальки под его сапогом и понял, что счастлив. Мир Калюсты был красочен и разнообразен. Несмотря на кажущуюся серость, весенний лес пестрел оттенками зеленого, бурого, синего, розового и желтого. Такое изобилие цветов Кай видел только в сундуке Тиля, набитого сокровищами. Как-то они с Тупэ ворвались в комнату начальника шахты, не постучавшись, и застали Тиля, любующимся богатством в открытом сундуке. Им тогда здорово влетело. Но сияние леса, озаренного солнечным светом, не могло сравниться с блеском золота. Солнце было непревзойденным.

Кай снова глубоко вздохнул и прижал ладони к глазам, давая им отдых. После мрака пещер они нестерпимо болели, но он был готов терпеть какую угодно боль лишь бы остаться в прекрасном мире Калюсты навсегда.