Заложник - Давид Кон

три смены белья, чистые рубашки, носки. Это понятно. Чем бы ему хоть как-то подсластить последние три дня жизни этого человека? Попросить Зару приготовить что-нибудь вкусное? Домашний обед? Или пирог? В последние три дня жизни можно не опасаться поправиться, испортить себе пищеварение или фигуру. Да, он попросит Зару приготовить басбусу[14]. И они съедят ее вместе. Теперь ему нечего опасаться, что Тайсир заподозрит его в слишком теплых отношениях с заложником. Идущая впереди девушка остановилась и распахнула дверь.

— Пожалуйста, ваша комната, господин.

Юсуф кивнул и переступил порог светлой комнаты, все убранство которой составили платяной шкаф, стол, стул и кровать.

* * *

На ресницах Зары блестели слезы. Она стерла их кончиками пальцев, на щеках остались черные разводы. Иди, умойся. Перед Зарой за столом из черного толстого стекла сидел ее отец.

— Что мне делать, папа?

— Прежде всего, пойти и умыться.

Зара вышла из комнаты. Басиль проводил дочь взглядом. Сейчас она вернется, и ему придется дать ей совет. А что он может посоветовать? Поверить людям, передавшим записку от Юсуфа и забравшим его вещи? Или мчаться в полицию? Нет, полиция, им не поможет. Не станет связываться с Тайсиром. Даже если Юсуф убит, полиция не будет заниматься этим делом. Дадут формальную отписку, дескать, убийцы не обнаружены, дело закрыто. А скорее всего, и тела не найдут. Запишут «пропал без вести». Но для чего им тогда нужно было приезжать за вещами? Для чего передавать записку? Хотят отвести от себя подозрения? Нет. Таким образом они их только усилят. Покажут, что Юсуф у них. Нелогично. А если предположить, что все это правда. Юсуф занят каким-то делом и не может даже позвонить. Каким делом и почему не может позвонить? Находится где-то за городом? Хвала Аллаху, век таксофонов закончился. Мобильные телефоны сейчас у любого мужчины. Значит, он не может позвонить, потому что боится раскрыть место, где находится. Это похоже на правду. У людей Тайсира много тайн. Сегодня было столкновение на границе. Четыре убитых, шесть раненых. Раненым требуется помощь и присмотр врача. Если этим врачом оказался Юсуф, то понятно, почему он не может ни позвонить, ни приехать. Тайсир опасается, что израильская разведка пронюхает, где именно оказывают помощь его бойцам. Значит, не все так безнадежно. Юсуф жив и скоро благополучно вернется домой. И им не стоит поднимать панику. А если это не так? Утром израильтяне расстреляли людей Тайсира из засады. Тайсир взбешен и ищет предателя. А что, если он обвинил во всех бедах Юсуфа? Тогда его пытают, пытаются узнать, кому он передавал сведения. Возможный вариант? Нет. Маловероятный. В этом случае Тайсиру незачем присылать сюда своих людей и забирать вещи. А может быть, именно в вещах или в записке кроется разгадка тайны? Может быть, вещи нужны Тайсиру, чтобы найти доказательства предательства Юсуфа? Как? Скажем, пустить по следу собаку. Если Юсуф встречался с израильским резидентом, люди Тайсира могли бы вычислить место встречи. И если собака приведет их именно туда… Нет, стоп! Это уже слишком. Слишком сложно и слишком запутанно. Просто шпионский триллер. Нет, здесь все проще. Басиль развернул записку Юсуфа, перечитал еще раз. Почерк явно его. Если бы Юсуфа силой заставили написать эту записку, он бы изменил почерк. Чтобы дать им знать, что он в беде. Но почерк ровный. никаких помарок, ручка не прыгает, не дрожит. «У меня все хорошо. Я жив и здоров. Вернусь домой через три дня. Люблю тебя, поцелуй детей и до встречи! Передай подателям записки…» Далее следовал список вещей. Зубная щетка, одежда, белье. Это понятно. Но для чего он попросил испечь ему басбусу? Не может прожить несколько дней без сладкого? Ерунда. Зара утверждает, что к сладкому Юсуф равнодушен. В этой басбусе и кроется разгадка. Если ему удастся понять, для чего Юсуф просит испечь басбусу, он разберется во всем остальном. Думай, Басиль! Думай. Для чего ему басбуса?

Всю жизнь Басиль Ясин считал себя неудачником. Он родился в маленькой деревушке Бир-Таррака возле Хан-Юниса в семье местного сотрудника египетской налоговой службы. Отец, человек строгий и дотошный, требовал дисциплины, дисциплины и еще раз дисциплины от всех — от супруги, от Басиля и его четырех сестер, от каждого жителя деревни, в обязанность которых входило представлять по итогам года налоговые декларации. Супруга, Басиль и девочки старались соответствовать требованиям. Жителей деревни больше заботила сохранность каждого фунта, который они упорно не желали нести в казну. Из-за этого противоречия работа отца, дававшая устойчивый доход, превратила семью в отщепенцев. Басиль не помнил, чтобы к ним когда-нибудь приходили гости, даже ближайшие соседки не забегали к матери одолжить меру муки или кружку молока. У маленького Басиля не было ни одного друга. А часто у кого-нибудь из одноклассников в споре вырывалась явно услышанная дома фраза о «кровопийце, которому чужие власти дороже родни и односельчан». Басиль вступался за отца, дрался, чаще всего неудачно. Приходил домой в синяках, с разбитым носом. Отец требовал отчета — с кем дрался, по какой причине, кто нанес удар первым? Ходил в школу, долго сидел в кабинете директора. Выходил красный, раздраженный. За ним семенил директор, провожал до двери, что-то объясняя. Потом следовали выяснения и наказания, которые еще больше отдаляли Басиля от одноклассников, делали его еще более одиноким. Начиная с седьмого класса, отец вел с ним серьезные разговоры, расписывая преимущества профессии финансиста. Но Басиль не хотел быть похожим на отца. Он мечтал стать юристом, таким, какие приходили к отцу проверять бумаги. Он будет ходить в красивом костюме, выступать в суде, а в перерывах попивать кофе в дорогом ресторане и потягивать ароматную сигару. И при этом никто не будет относиться к нему враждебно и называть «кровопийцей». Летом шестьдесят седьмого года по улицам деревни промчались танки с шестиконечными звездами на броне. Египтяне бежали, на дверь налогового управления повесили огромный замок. Первые недели после войны отец целыми днями сидел в кофейне и проклинал израильтян, лишивших его работы. Через месяц отец устроился бухгалтером в управление гражданской администрации и начал хвалить израильтян, которые, по его словам, занимались текущими делами местных жителей гораздо лучше, чем прежние египетские власти. Сотрудничество с оккупационным режимом еще более напрягло отношения семьи Ясин с соседями. В окно их дома однажды даже бросили камень. Прибежавший на шум Басиль с ужасом смотрел на огромный булыжник, лежавший посреди салона в окружении сияющих осколков разбитого стекла. Сестры плакали, мама причитала и прижимала их к