Ключ из желтого металла - Макс Фрай

Эльза кивнула и поспешно вышла из комнаты.

Минут через пять родители Эльзы начали беспокоиться. Куда подевалась эта негодная девчонка? Не такое долгое дело — нацедить кувшин пива. И какое впечатление это произведет на жениха? Кто захочет жениться на такой нерасторопной корове?

— Пойду погляжу, чего она там возится, — наконец сказала мать.

— Погоди. Я с тобой. — Отец тяжело поднялся из-за стола.

Ганс ничего не стал говорить. Но пошел следом.

Эльзу они увидели сразу же. Она и не думала прятаться. Сидела на стуле подле бочки, пиво давным-давно перелилось через край кувшина, и теперь у ног Эльзы плескалось пенное, хмельное озерцо, но девушка его не замечала. Она плакала, да так горько, что мать забыла, как собиралась отругать нерадивую девчонку, всплеснула руками, метнулась к дочери:

— Что случилось, дитя мое? Почему ты плачешь?

Эльза подняла на нее красные от слез, постаревшие, угасшие глаза и, превозмогая рыдания, заговорила:

— Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела…[16]

Хренассе некоторые развлекаются, озадаченно подумал я, захлопнув книгу. Надеюсь, это все-таки не пророчество насчет грядущего дня. Я бы, пожалуй, еще пожил какое-то время без ангелов и труб. Только-только снова во вкус входить начал.

Стоп, сказал я себе. Что я слышу. Начал входить во вкус? Ты это серьезно?

А хрен его знает, ответил я внутреннему куратору. Может, серьезно, может, нет. Но ты все-таки иди в задницу, от греха подальше.

По крайней мере, следовало признать, в таком прекрасном настроении я уже давненько не просыпался. Жизнь вдруг снова стала казаться мне чертовски увлекательной; что же касается отсутствия в ней какого бы то ни было смысла, я не то чтобы изменил свою позицию по этому вопросу, просто он перестал меня волновать. Пока процесс интересен, вполне можно обойтись без дополнительного смысла. Что и требовалось — не доказать, а почувствовать. Давным-давно позарез требовалось, честно говоря, и вдруг, ни с того ни с сего, — удалось. Ай да я.

До вечера пока было настолько далеко, насколько это вообще возможно, и я отправился гулять. А чтобы не заскучать, сочинил себе сверхзадачу: где-нибудь случайно наткнуться на Короля или еще кого-нибудь из той теплой компании, поблагодарить за Цаплина. Мое тогдашнее вялое «спасибо» не в счет, я же не знал, что мне подарили. Сунул книжку в карман и тут же забыл, хорошо еще, что не посеял ее потом спьяну в казематах Черногука.

Разумеется, принять решение было куда проще, чем осуществить, время-то, прямо скажем, неподходящее, утро буднего дня, туристов сравнительно мало, и ребята, по идее, должны сейчас сидеть на занятиях. Ну вот и поглядим, как реальность будет выкручиваться, злорадно подумал я. Давно я от нее ничего из ряда вон выходящего не требовал, разбаловалась она у меня, разленилась. Пусть привыкает, что теперь все будет иначе.

И стало иначе.

На улице Нерудовой пахло дымом, корицей и почему-то морем, мимо стремительно проехал мальчишка на одноколесном цирковом велосипеде, среди воробьев на мостовой суетился взъерошенный волнистый попугайчик цвета ошпаренного лимона, а у входа в мой отель были разбросаны клочки игральных карт. У кого-то пасьянс не сошелся, весело подумал я. Ну поглядим, может, у меня сойдется.

И зашагал вперед по дорожке из пик и червей, которая вела наверх, в Пражский Град.

Пестрые кусочки картона не иссякали, похоже, неизвестный любитель рвать и метать распотрошил не одну, а добрую дюжину колод, чтобы вымостить мне путь к Святому Виту, у подножия которого я встретил нестриженого черного пуделя, без хозяина и ошейника, зато с почти целой пиковой дамой в зубах. Сплюнув ее к моим ногам, пес убежал, не обращая внимания на мои насмешки: «А как насчет моей души, неужто не требуется?» Но, видимо, действительно не требовалось.

Я пожал плечами, подобрал карту, яркую, как картинка в книжке для дошкольников. Такая колода никогда прежде мне не попадалась; впрочем, теперь их стало очень много, не уследишь, не то что в годы моего детства, когда все довольствовались одним и тем же стандартным набором. У пиковой дамы были огромные глаза, ярко-зеленые волосы и оранжевая роза в зубах. Я пожал плечами, но сунул трофей в карман, пусть останется у меня на память о дне, когда мир изменился. Почти незаметно — начнешь описывать перемены и тут же заткнешься, обнаружив, что говорить, в сущности, не о чем, — но, я очень хотел в это верить, необратимо.

Повинуясь не столько любопытству, сколько желанию убедиться, что дело о рваных картах закрыто, и с легким сердцем отправиться куда глаза глядят, обошел собор Святого Вита. Разноцветных клочков больше не нашел, зато в переулке по соседству с площадью увидел уже знакомого черного пуделя. Он разлегся на разогретом солнцем тротуаре, вывалив от удовольствия длинный розовый язык. Рядом ним стояла на четвереньках субтильная девица в джинсовом комбинезоне и мешковатом белом свитере, явно с чужого плеча; ее прямые, едва прикрывающие уши волосы были подстрижены аккуратным каре, выкрашены во все цвета радуги и тщательно уложены аккуратными ровными полосками. Челка, в центре которой проходила граница между желтым и зеленым, выглядела особенно эффектно. Приглядевшись, я понял, что барышня не просто так ползает по земле, а разрисовывает цветными мелками плитки тротуара. Подойдя поближе, я услышал, как она тихонько бормочет себе под нос: «Ишол на барщину пиздячить Иван-дурак из третьей избы. В штанах нес окорок свинячий, чтоб не страдать от онанизму…»

Фигассе заклинание, подумал я, шокированный не столько содержанием поэтического произведения, сколько звучанием родной речи. Интересно, а чехи то в городе еще остались? Пока, по моим наблюдениям, счет был явно не в их пользу.

Заметив меня, девица умолкла, подняла радужную голову и вежливо сказала:

— Извините, пожалуйста, что я надела ваш свитер. Вы оставите его у меня только завтра; по-хорошему, тогда же и следовало бы начать его носить. Но я не утерпела.

Это была едва ли не самая дремучая чушь, какую мне когда-либо доводилось слышать. Однако я невольно уставился на ее свитер. Он действительно был очень похож на мой. Надо же.

— Все это, конечно, еще можно отменить, — сообщила радужная незнакомка. — Если захотите.

— Что именно? — спросил я.

— Смотря с какой точки зрения. Если с вашей, то меня и его. — Она погладила пса. — А если с моей, то вас и, увы, свитер. Мне будет его очень не хватать.

Чем дальше, тем меньше я понимал, что происходит. Но присутствовать на репетиции в этом самодеятельном театре абсурда мне пока нравилось.

— Ладно, — согласился я, — не будем ничего отменять. Если уж вам так дорог мой свитер.