Блондинка в футляре - Татьяна Луганцева

– Вот я и хочу спросить: ничего не видели подозрительного? – спросил следователь, пропуская в палату рабочих в спецовках. Они несли с собой картины в позолоченных рамах. Рабочие тут же принялись сверлить стену и вешать на нее картины.

– Красота! – оценил Евгений. – То ли дело! Как в музее! А то голые больничные стены…

– Копии? – почему-то спросила Варвара.

– Обижаешь! Конечно, оригиналы! Я люблю окружать себя красивыми вещами, дорогими и настоящими. Да, Ландышева?

– Что-то вы не похожи на человека, получившего ожоги третьей степени, – усомнился следователь, когда рабочие вышли.

– Сейчас такая медицина, такие обезболивающие лекарства, товарищ начальник… Век бы лежал в больнице, как в санатории, – хохотнул Хоботков.

– А вот дырки в стене вы делаете зря, – отметил следователь.

– Надо будет, и евроремонт потом сделаю, – пообещал бизнесмен, миролюбиво смотря на них.

– Вы совершили, что называется, гражданский поступок, столько детей из огня вынесли, – сказал следователь.

– Да я могу и без премии обойтись, – разрешил Евгений.

– И все же… вернемся к тому вопросу, что я задавал, – сосредоточился следователь. – Ничего вы не видели и не слышали? Вы первые оказались на месте преступления.

Варвару, конечно, распирало. Уж она могла сейчас поведать о Евгении все, что знала. И о его угрозах поджога, и о том, что ему нужна земля под интернатом, и о своем похищении, но почему-то она молчала.

– Я увидел пожар из окна своего дома и побежал, – ответил Евгений, обращаясь к Леониду. – Что с тобой, парень? Когда мы встречались в последний раз, я не заметил, что ты глухонемой.

– Я пришел к тебе… узнать, как дела? Я привез бухгалтерию, – наконец-то «разморозился» Леонид, смотря на Варю и не обращая внимания на Евгения.

– Да, конечно, – покраснела она, – у нас тут такое случилось ночью…

– Хорошо, Хоботков, ваш дом действительно рядом с интернатом. Кто может подтвердить ваше алиби?

– Я… – вяло ответила Варя.

– А вы как оказались на пожаре?

– Она была со мной, – лаконично пояснил Евгений под звук закрывающейся двери. Это из палаты выбежал Леонид.

Варваре ничего не оставалось, как уже по доброй воле вернуться в дом господина Хоботкова к детям, которых он там приютил. Только одно ей грело душу, что самого хозяина не будет, сам он еще лежал в больнице. Варю поразило то, что он свой огромный дом целиком и полностью отдал в распоряжение детей, совершенно ничего в нем не пряча, не убирая. Навестив его в больнице, Варвара указала на этот факт, на что Евгений, как всегда, только отмахнулся.

– Слитков золота там нет. Это не основное место обитания… так – дачный вариант. Свое добро я храню, Ландышева, в швейцарских банках. Туда вам не добраться. К тому же, учти, за каждую разбитую вазу или испорченный ковер ручной работы я буду забирать жизнь у одного ребенка. Идет? Почему ты, Ландышева, все время думаешь, что я шучу? Я абсолютно серьезен. Чем больше вы испортите мой дом, тем больше я потом заберу у вас через суд. Смейся, смейся, потом смеяться буду я. Кстати, Ландышева, я тебе очень благодарен. Знаешь за что? Не знаешь! А я скажу! Я всегда говорю что думаю. Что? Ты заметила? Я рад! Так вот… как ты успела заметить, я не отличаюсь особой красотой и привлекательностью и, если честно, сейчас я скажу самую страшную тайну. Я никогда не пользовался успехом у женщин.

– Да что вы? – решила подыграть ему Варя.

– Честное слово. Никогда. Сам не понимаю почему. Такой колоритный мужчина – и в полном ауте… Только за деньги, а так чтобы по душам… Ни-ни… Может, у вас, у женщин, нет души?

– Есть, просто такие, как вы, извините, не там ее ищете, – заверила его Варвара, ставя на сервировочный столик соки и фрукты.

– Мне бы такую умную, как ты, встретить, так нет… Не смотри на меня так, Ландышева! Не надейся, ты не в моем вкусе, намотай себе на ус. Поняла? Я люблю женщин посексуальнее, таких опытных, в теле… Да что там говорить! – сокрушенно махнул он рукой. – Все равно тебе не понять! Но, кажется, я отвлекся. Я что хотел сказать, что впервые почувствовал себя Элвисом Пресли, когда такой ловелас, как Леонид, приревновал тебя ко мне. Это мне очень польстило, но, кажется, испортило ваши отношения. Что я могу сделать для тебя, Ландышева? Позвонить ему и добить разговором, что между нами ничего не было?

– Нет, не стоит… Он мне, в принципе, никто. Я не должна перед ним отчитываться, – она задумалась.

– Ага, и при этом тоскливые глаза, как у дворовой собаки в дождь на улице… В общем, я уговаривать не буду… Мое дело предложить.

– Я это оценила, – улыбнулась Варвара.

– А детей все равно буду вешать… не люблю я их, своих у меня нет… – поджал губы Евгений.

Варвара вспомнила этот разговор, подъезжая к дому Евгения. Леонида она больше не видела, и почему-то от этого ей не становилось веселее; всю бухгалтерию он подвел к общему знаменателю и уже начал ремонт обгоревшего крыла интерната. То есть, ремонтировал, конечно, не он, а бригада рабочих из уважаемой строительной фирмы, работу которых оплачивал он. Варваре он представлялся этаким Робин Гудом, делающим добрые дела, но предпочитающим оставаться в тени.

«Что он мог подумать обо мне? – спрашивала себя Варвара и сама же отвечала, – да ничего хорошего. Я в его глазах оказалась всего лишь любовницей Евгения Хоботкова. А как иначе я могла оказаться у него дома вечером? Зашла поругаться? Конечно, нет. Так он и подумал… поэтому, вряд ли я теперь увижу Леонида у себя на работе. Он потерял ко мне интерес, и мне бы радоваться. Что мне до него? Пусть думает, что думает. Но почему, черт побери, мне совершенно не хочется, чтобы он так думал обо мне? И что я могу изменить? Как мне его увидеть и рассказать правду? Ведь Леня больше не придет ко мне… неужели мне надо ехать к нему? И что я скажу? Как объявлюсь? Почему я должна оправдываться перед ним и что-то доказывать? А поверит ли он? Это же бред, меня усыпили, связали и требовали продать интернат с землей ему, то есть Хоботкову. Леонид никогда в жизни не поверит мне, ведь если бы это было так, то я обязательно должна была заявить в милицию. А я этого не сделала, хотя Леонид пришел в больницу со следователем. Значит, я не хочу вреда своему любовнику. И все-таки я найду способ сообщить правду Леониду, чтобы успокоить в первую очередь себя», – твердо решила Варвара.

Ни о каких занятиях не могло быть и речи, дети находились под впечатлением нового жилища. После довольно аскетичного интерьера интерната они попали в такой роскошный дом с мягкими диванами, зеркальными шкафами, обилием техники и других интересных вещей. Дети расползлись по всему дому словно тараканы, а вели себя, как саранча. Они брали все подряд, лезли во все дыры, играли, смеялись, веселились, шутили и совершенно не слушались. Людмила Кузьмина ходила мрачнее тучи. Она была в ярко-синем с восточными мотивами халате, явно позаимствованном из гардеробной Хоботкова.