Горячие точки на сердце - Владимир Михановский

— Ну и ладушки, — заключила она, захлопывая дверь.

Поздно вечером, когда все улеглись спать, Элен послала эсэмэску Бен Далену. Это был единственный человек на земле, в которого молодая женщина была влюблена без памяти. Нет, не чувственной любовью, упаси Аллах! Она влюбилась в него чистой дочерней любовью, свежей и абсолютно нетребовательной. Этот человек вытащил ее, можно сказать, из пропасти, когда весь остальной мир от нее отвернулся. Он долго и терпеливо следил, как его личный лекарь лечил ее вконец изломанную психику. Далее он обратил ее в истинную вера, объяснив раз и на всю жизнь, что нет бога кроме бога, и Мухаммед — пророк его. И он поддержал ее страстное желание — отправиться на войну с неверными наказать этих русских, которые были одного поля ягодой с извергом-комендантом.

…Правда, в последние дни пребывания в подземном дворце Бен Далена ей в душу закралось ужасное подозрение, что Верховного шейха тяготит чрезмерная, по его мнению, слепая и дикая привязанность снайперши к своей высокой особе. И потому отбытие юной эстонки на войну с неверными почитал за благо. Она подсмотрела высокомерное и брезгливое выражение его лица, когда Верховный думал, что Элен не глядит на него. Она хотела тут же выразить нахлынувшие на нее чувства, но усилием воли сдержала себя, за что впоследствии мысленно себя благословляла, и не раз. Хорошо, что она тогда же не закатила истерику, ибо их отношения были бы навсегда испорченными.

Пусть все, думала она, остается так как есть; внешность соблюдена, а все остальное не имеет значения.

В послании по мобильному телефону, она сообщала, как долетела, как ее встретили и препроводили в высокогорный аул, поместили в лучшем доме, который занимал шейх, которого Верховный называл не именем, а придуманным им самим прозвищем Заячья губа. Дом большой, двухэтажный, беленый известью, совсем как на Украине, где она была однажды.

В конце она писала, что Заячья губа в местном отделении милиции выправил ей необходимые документы, и теперь она именуется Екатерина Ивановна Дрожжина. Документы хорошие, у любых проверяющих не должны вызвать подозрения: Магомет-Расул шепнул, что паспорт принадлежал русской женщине, которая вышла замуж за черкеса была убита хулиганствующими левацкими элементами, провозгласившими лозунг «Черкесия — для черкесов!». Так что оставалось только переклеить фотографию.

С утра мещанка Дрожжина взялась за дело, по которому, собственно, и приехала. Все тот же расхлябанный газик отвез ее в город. Он со включенным мотором ждал ее за углом, а а снайперша присоединилась к митингу, который непрерывно шумел на центральной площади столицы.

Сам шейх подробно описал ей внешность полпреда, которого Елена сразу узнала, будто знакома была с ним много лет. Рядом, не отставая ни на шаг, его сопровождал по виду местный человек, с которым они все время оживленно переговаривались.

Она приезжала несколько дней подряд, и досконально изучила, когда приходит сюда полпред Матейченков и где любит стоять.

К делу она привыкла относиться серьезно.

* * *

Назавтра полпред президента, не на шутку встревоженный утренним митингом, решил созвать общее совещание местных силовиков. Он сказал им, что ситуация в республике снова начала обостряться. И потому необходимо обсудить общие меры по ее стабилизации.

Силовики не сразу прониклись серьезностью момента.

— Зря беспокоитесь, товарищ Матейченков, — объявил министр внутренних дел республики. — Я за свой участок работы ручаюсь. Вернее, всегда ручался, — поправился он. — Посмотрим, как мой преемник будет справляться…

Все присутствующие знали, что сегодня он последний день на работе: с завтрашнего дня его сменяет новый министр внутренних дел, назначенный Москвой, с угрожающей фамилией Волкодав.

— Я был вчера на митинге, — перебил Матейченков, — он меня встревожил. Проанализировал выступления, они стали жестче, некоторые ораторы призывают к противозаконным акциям…

— Пустые разговоры.

— Сколько времени они длятся…

— Любят поговорить наши люди.

Генерал подождал, пока обмен репликами стихнет, и немного повысил голос:

— Кстати, всем вам настоятельно советую почаще бывать на митингах. Там вы услышите голос народа.

— Глас народа — глас божий, — вставил Завитушный, когда Матейченков сделал короткую паузу.

— Не зарывайтесь в бумаги, — продолжал генерал. — иначе и впрямь проспите царство божие.

— Зря беспокоитесь, товарищ Матейченков, — продолжал министр внутренних дел. — Я наших людей знаю, поверьте, не хуже, чем вы. А может, и лучше, — добавил он с вызовом, видимо, решив, что терять уже нечего. — Они поговорят и разойдутся. Митингуют, говорите? Тем лучше. Больше пара уйдет в трубу.

— В свисток, — поправил Матейченков.

— Тем более!

— Повторяю для всех: такие митинги могут обернуться кровопролитием, — повысил голос Матейченков.

— Наш народ хлебом не корми, а дай покричать, — примирительно произнес начальник Управления госбезопасности.

— Раньше такой возможности не было, теперь появилась, — поддержал его сосед. — Вот и дерут глотку с утра до вечера.

— Это для них вроде бесплатного театра.

— Но приструнить надо — это точно, — согласился начальник таможни. — товарищ представитель президента прав — а то совсем на голову сядут, дело нехитрое.

— Слишком много свободы дали.

— Я вас ознакомил с некоторыми оперативными данными, — продолжал Матейченков. — Вы сами убедились, что данные тревожные. У населения на руках слишком много оружия. Подчеркиваю, незарегистрированного. Необходимо, чтобы те, кто его незаконно хранит, отвечали по всей строгости закона.

— Вот пусть ваш Волкодав и отвечает за это, — огрызнулся обиженный министр.

Последняя реплика потонула в возмущенном хоре голосов — оказывается, генерал Матейченков затронул слишком больную тему.

— Оружие у горца — это традиция.

— Так повелось испокон веков.

— Шашка и пистолет — украшение джигита.

— Как охотиться без оружия?

— А от диких зверей защищаться?

— От человека лихого.

— Да разве кинжал на боку — это оружие, товарищ Матейченков? — вкрадчивым тоном произнес кто-то.

— А что же это?

— Просто атрибут одежды.

— Таким атрибутом можно глотку перерезать.

— А мы на что? Не допустим! — загомонили силовики, жестикулируя так, что для Матейченкова оставалось загадкой — как они при этом не задевают друг друга.

Неожиданно шеф местной госбезопасности поднялся, стал в картинную позу и произнес:

— Один ваш великий земляк, товарищ генерал-полковник, сто лет назад сказал: