Час ворона - Михаил Зайцев

Первое па танца со Смертью получилось неожиданным. Смерть любит импровизации, лукавая старушка, не лишенная юмора. Главное, не перечить ей, когда она приглашает тебя на танец. Белый танец со Смертью.

Лешка все перепутал! И немудрено. Когда тебя ни с того ни с сего захватывают вооруженные люди, везут черт-те куда, допрашивают, изощренно шантажируют, немудрено все на свете перепутать. Счастье, что он вообще упомянул о бассейне, и я подсознательно ожидал увидеть открытую, отделанную мрамором лохань с водой. Вот чего я не ожидал, так это того, что лохань бассейна окажется прямо подо мной. Я даже успел удивиться, как это так? Бассейн, что ли? Вырыт впритык к стене? Специально для того, чтобы я, выпрыгнув из окна, шлепнулся в воду и не разбился? Так не бывает!

Это здорово, что в секунды полета я удивлялся и недоумевал. Я не успел испугаться, и тело сделало все как надо, как учили.

Бассейн оказался достаточно глубоким, чтобы, изогнувшись, избежать столкновения с кафельным дном. А высота, с которой я прыгнул, оказалась, напротив, не такой значительной, как ожидалось. Блуждая по лестничным пролетам дома, я ощутимо переоценил высоту лестничных пролетов, потерял привязку к земле, вообразил, что прыгать придется чуть ли не с парашютной вышки. Ни фига подобного. Я сиганул максимум с пятиметровой высоты. Наверное, подземный гараж вырыли слишком глубоким, вот я и обмишурился с предварительными расчетами и прикидками.

Однако, упади я после прыжка на землю, мало бы не показалось. Повезло, как герою в голливудском кино. Слегка ушиб живот о водную гладь, глотнул, всплывая на поверхность, лишнего, вот и все неприятности.

Едва вынырнув из пучины бассейна и бросив беглый взгляд на дом-коттедж, бывший моей тюрьмой, я понял, отчего бассейн расположен практически под окном.

Дом оказался бревенчато-деревянной сложной конструкцией. Архитекторы оттянулись на славу. Несколько кубиков-домиков соединили, сдвинули вместе. Над одним жилым блоком торчала остроконечная крыша с трубой, над другим, с крышей покатой и пологой, возвышалась башенка, увенчанная тарелкой спутниковой телевизионной антенны. Третий блок-кубик, казалось, вообще не имел крыши, но я то знал, почему – там вместо крыши незаметный снизу стеклянный потолок солярия – зимнего сада. Коридорчик с окошком, откуда я выпрыгнул, как оказалось, нависал над аккуратным двориком с бассейном, стогом и плетеным заборчиком, будто к бревнам прибили гвоздями допотопный школьный пенал. Почему Лешка не рассказал о том, что наш дом-тюрьма имеет столь сложную конфигурацию?

Несмотря на архитектурные изыски, дом смотрелся вполне по-деревенски, ибо сработали его из дерева без вкрапления кирпичной кладки. Ради поддержания крестьянского стиля в декоре (и, наверное, ради запаха трав) и был сооружен стожок, кстати, гораздо меньший по объему, чем я себе навоображал.

В погоне за стилем поставили и плетень вокруг здешней «зоны отдыха» со стожком и бассейном. Как Лешка и обещал – заборчик низкий, перепрыгнешь – не заметишь. За ним – яблоневые деревья. За яблонями высокая, побеленная, как украинская мазанка, стена вокруг территории «имения». Про стену Лешка ничего не сказал. Высокая, черт возьми, стена, хренушки, я ее перепрыгну! Эх, Леха, ну ты меня и подставил! Рискуя жизнью, я прыгнул в никуда и оказался зверем в зоопарке. Из клетки зверь сбежал, а с территории зоосада фиг убежишь. В зоосад можно попасть исключительно через вход – калитку рядом с воротами для въезда автотранспорта.

Когда монтируешь видеоклип или рекламу, приходится работать с отрезками пленки в сорок восемь (две секунды), двадцать четыре (секунда), а то и двенадцать кадров. Я привык к «мелкому монтажу», поднаторел мгновенно схватывать картинку. Поэтому, едва вынырнув и мотнув гривой мокрых волос, я секунды за три с половиной (84 кадра, или, говоря профессиональным языком – один метр тридцать два кадра, поскольку метром принято считать 52 кадра кинопленки) освоился с собственной диспозицией на местности. В два гребка я, застрахованный от победы на олимпийских играх пловец, добрался до бортика бассейна. В одно движение перебросил себя из водной среды на твердую землю и побежал.

Декоративный плетень преодолел одним махом, опять-таки вспомнив навыки мальчишки-сорванца, налетел на плетень грудью, ухватился руками и перебросил попу вместе с ногами через преграду. Пока рядом не наблюдалось ни единой живой души. И только о спину разбивались звуковые волны отчаянного собачьего лая, вперемешку с не менее отчаянными человеческими криками: «Держи! Его! Живым! Бери!» Мои провожатые, оставшиеся в коридорчике, орали из окна, не жалея луженых глоток. Призывы взять меня живьем обращались к одинокому мужику у калитки, навстречу которому я бежал. Собственно, бежал я не к мужику, я спешил к калитке рядом с воротами, выделявшимися зеленой заплаткой на побеленной стене.

Мужик-привратник, до того нежившийся на травке, загоравший в одних плавках, как услышал всплеск воды, вскочил на ноги и оказался в замешательстве. Первое его желание – связаться с начальством в доме посредством переговорного устройства, встроенного в балку ворот, – оказалось неосуществимым, ибо я приближался слишком быстро. Осознав дефицит времени, мужик метнулся к сваленной в кучу на траве одежде, думаю, у него там было припасено какое-то оружие. Но и к одежде он не успевал. Тогда привратник плюнул на все и вознамерился тормознуть меня голыми руками. Вратарь оставил суету, замер, заслонив собой вверенный ему в охрану выход, и принял боевую стойку бойца-рукопашника.

Рукопашный бой сопоставим и зачастую превосходит по эффективности экспортные восточные боевые системы. В моем детстве мальчишки спорили – кто победит в схватке, боксер самбиста или самбист боксера. Современная детвора спорит, что круче – карате, кунгфу, хапкидо или «русский стиль». На самом деле побеждает не что, а кто. Профессиональный боксер уделает вусмерть любителя-каратиста, презрев отсутствие в спортивном боксе защиты от ударов в пах. Вопрос – уделаю ли я мужика у калитки? Китайца-Журавля мне завалить слабо, а этого бывшего спецназовца... Сколько его учили? Ну, год. Ну, два. А я дрючился более десяти лет. Его в то же время учили еще и стрелять, и еще много чему, а я учился только владеть собственным телом, и всегда в спаррингах приходилось сдерживаться, решать задачу, как победить, не убивая соперника, не травмируя. Между тем в основе всех боевых систем лежит искусство смерти. Сейчас мне можно себя не сдерживать впервые в жизни. Ему, напротив, орут: «Живьем бери!» – ему придется сдерживаться.

В трех шагах от мужика – защитника калитки – я прыгнул. Оттолкнулся правой ногой, подтянул ее к животу, сильно согнув в колене. Соперник пренепременно решит, что я собираюсь сбить его пяткой в прыжке, а это не так.

Я собрал пальцы в щепоть, согнул запястья. Собранные щепотью и плотно прижатые друг к другу пальцы при естественно согнутом запястье образуют позицию «голова журавля». Кончиками собранных в щепоть пальцев, «клювом журавля», наносятся прицельные удары по болевым точкам.

Оторвавшись от земли, я изогнул спину колесом, сгруппировался и прикрыл предплечьями грудь и голову. Я летел на соперника, полностью защищенный от его возможных контратак. Правая, согнутая нога, слегка развернутая пяткой наружу, закрывала нижнюю часть тела. Локти обеих рук касались колена правой, предплечья блокировали верхнюю часть корпуса и голову. Два «клюва журавля», как рожки у чертенка, пристроились возле висков.