Код от миллиардера - Яна Егорова

— Обоим? — перепугано пискнула женщина, быстро посмотрев на шефа.

— Обоим. И Михаилу Платоновичу тоже. Ему насыпьте варенья побольше. Так, чтобы у него зубы друг к другу прилипли! И язык туда же!!! Надеюсь, у него коронки и оставит он их в вашей замечательной каше!

Все это выпалила смело и сквозь зубы.

— Эльвира, омлет, пожалуйста, обоим — невозмутимо «поправил» меня Широков. — И, будете уходить, передайте там всем, чтобы в столовую следующие пятнадцать минут никто не входил. Все ясно?

— Ясно, — быстро закивав как китайский болванчик, женщина-повар испарилась.

А на меня набросился зверь широковской породы. Гад с легкостью вытащил меня из-за стола и в какое-то мгновение разложил на этом великолепном многометровом изделии, на котором вообще-то изначально предполагалось есть.

— Широков, мать твою, что ты делаешь?! — запищала я, вырываясь.

— Не трогай мою мать, Вагнер, я же просил, — жестко парировал миллиардер, отбиваясь от моих рук и умудрившись стащить с моей попы джинсы. — Ты не беспокойся, всего несколько шлепков и ты сразу успокоишься. Настя, сутки без секса для тебя катастрофичны…

Стоило признать его правоту. Уже через четверть минуты паразит ворвался в меня и… я успокоилась. Мы занимались сексом практически в общественном месте, я сопротивлялась, а этот наглый и, хрен с ним, очень красивый тип, не обращая внимания на мои бабские вопли, без лишних слов взял и отымел меня. Властно, безжалостно, действительно наградил кожу на моих ягодицах десятком шлепков и последние из них даже были весьма болезненными.

— Твою же… Твою же… — мой голос превратился в еле выговариваемый хрип, спотыкалась на каждой букве, но все же сказала, цепляясь за белоснежную скатерть, — твою же мать, Широков…

Я вцепилась в скатерть, а он, заполнив меня до краев, в мои бедра. Наслаждался, не выходил из побежденной фурии еще несколько мгновений, практически танцевал во мне. И только сейчас. Лишь теперь… я вспомнила про свои месячные. Вернее, про их полное отсутствие. В этот же момент почувствовала, как несколько теплых капель спермы в очередной раз потекли по моим ногам.

— Твою же мать… — выдохнула, в бессилье распластавшись на столе.

— Правильно, а теперь… теперь, мы можем и позавтракать, — мой ненасытный и невыносимый любовник, вышел из меня, застегнул свои джинсы и, по уже сложившейся традиции, не только помог мне подняться на ноги, но и сам поправил на своей пленнице всю одежду. Даже молнию на моих джинсах застегнул. И еще раз шлепнул по попе. — Позавтракаешь, я надеюсь, совсем подобреешь. А пока чашку кофе?

Плюхнулась обратно на свой стул. Уже не ругалась. Даже не фырчала. Чертов доктор женской души профессионально выбил из меня все раздражение, за что я его ненавижу еще больше. Только тихо.

Только молча.

— Ваш омлет, — Эльвира с невозмутимостью истинного английского дворецкого подала на стол свое творение. На стол, скатерть на котором съехала в тартарары, ваза с цветами укатилась на пол, а в остальном натюрморт обогатила еще немного растрепанная я. Широков не изменился. Никак. Словно со стула не вставал.

Только молча. Только тихо.

Ненавижу.

— Знал бы раньше, что чтобы гордая и неприступная Вагнер обняла меня, мне надо ее просто поднять в воздух, давно бы тебя в вертолет запихнул!

Признаться, мне было плевать на его шутки. Я боюсь летать! Очень боюсь. И в большом самолете страшно, а в маленькой похоронно-черной капсуле и винтом над головой — страшно так, что ноги пола не чувствуют. А Широкову лишь бы поржать. Конечно, стоило нам только начать подниматься вверх — вцепилась в него, как будто Миша мог бы стать парашютом. Нырнув под его расстегнутую теплую куртку, обняла насколько смогла и, послав все свои принципы куда подальше, отпускать не собиралась. Отпущу, как только мы окажемся на земле. Пилот, наверное, тоже хохочет. Но мне как-то параллельно. Мне бы на землю…

— Настя… Насть, — раздалось в наушниках, которые нас заставили надеть на головы. — Посмотри, как красиво. Ну, одним глазком, меня можешь не отпускать.

— Не буду!

— Многое упускаешь, этим горам есть, чем тебя удивить.

Поколебавшись еще какую минуту, мысленно выдохнув и раз сто перекрестившись, вытащила свою глупую голову из-под его куртки и… тут же зажала свободной рукой свой собственный рот, чтобы только не завизжать и не напугать пилота. Под нами были горы! Настоящие, заснеженные горы! Второй рукой держалась за пальцы наглого Широкова, но в тот момент это волновало меньше всего. Когда ты видишь неописуемую красоту природы и ощущаешь себя настоящей, крохотной пылинкой на этой прекрасной земле — ты забываешь о любой ерунде.

Миша нисколько не обманул. С той секунды, как осмелилась посмотреть за окно — больше не смогла оторвать глаз от этого зрелища. Умелый пилот делал невероятные виражи, то поднимаясь выше над горами, то пролетая совсем низко. Во всех случаях у меня в желудке скручивался неизвестный змей и так и норовил укусить за внутренности. Успокоился он лишь тогда, когда машина опустилась на землю и нас выпустили на пустынной тропинке. Широков что-то крикнул пилоту, пригибаясь под не затихшими лопастями, и присоединился ко мне.

— Ну, что? Погуляем? — улыбнулся миллиардер, схватив меня за руку. — Ты же любишь пешие прогулки, Вагнер?

— Сейчас я люблю все, — проворчала ему в ответ, — когда твердая земля под ногами.

— Зря, а мне понравилось с тобой летать. Ты умеешь быть ласковой, Вагнер. Пусть хоть тогда, когда тебе страшно.

— Я и в другое время могу быть ласковой, — заметила достаточно громко, идя рядом с ним и только и успевая озираться по сторонам. Дорожка была широкой, и вела она с невысокого возвышения вниз, к невероятной красоты озеру, которое в этом зимнем заснеженном пейзаже превратилось в настоящее зеркало.

— Когда же?

— Всегда, если рядом находится правильный человек, — ответила на иронию в его голосе.

— Хотел бы я быть тем человеком…

— Что? — не расслышала я, засмотревшись на снежную сказку.

— Ничего, ничего, Вагнер. Наслаждайся видами!

Спустившись немного, мы остановились на еще одном горном выступе, откуда открывался потрясающий обзор всей долины. Невероятно! Неописуемо! Застыла почти на самом краю не в силах поверить, что не сплю. Он обнял меня, бесшумно приблизившись сзади. Положил свою ручищу мне на ключицы, почти как заложницу прижал к себе и шумно выдохнул:

— А я все думал, когда гулял здесь раньше, чего мне не хватало…

— Широков, — это уже восторженная я, — ты, конечно, засранец, но… Спасибо тебе, что показал мне это. И прости, что упиралась, не хотела лететь. Я всегда думала, что подобную красоту на фотографиях дорисовывают художники, но теперь, когда вижу все это…

— Не можешь поверить в реальность? — его горячее дыхание скользнуло по моим волосам возле уха.