Годен к строевой! - Михаил Серегин

Штиль затянулся на несколько дней. Новички старались как можно быстрее привыкнуть к местным порядкам и отвратительной кормежке. Последнее не удавалось здесь еще никому.

Фрол изредка рассказывал Бабе Варе, как хорошо кормят в учебке. Бабочкин трепал об этом остальным, не забывая добавлять про кросс в три километра каждое утро и зверей сержантов.

Зарядки по всей строгости тут уж давно не помнили. И без нее хорошо. Работы каждый день только прибавляется, а народу сколько есть, столько и есть.

ПОДСТАВА

В поле одиноко стояла небольшая палатка из толстой черной резины и грелась на жарком майском солнце. Время от времени по идущим внутрь шлангам под купол с помощью компрессора и смесителя, установленных на шасси «ЗИЛ-131», закачивался воздух со слаботоксичным веществом.

Капитан медицинской службы, набросив халат на голое тело, сидел на шатком табурете за столом, поставленным в чистом поле, и перечитывал список военнослужащих.

Комбат Стойлохряков тихо покуривал в сторонке, время от времени поглядывая на деревянные ящики с упакованными в них новыми противогазами.

Рядом со своим добром на раскладном стульчике, подогнув под себя колени, разместился мужик лет сорока в гражданском. Представитель завода-изготовителя нервничал, так как сейчас будут проводиться первые полевые испытания их нового изделия.

В точно назначенное время подъехал «ГАЗ-66». Отдельный взвод РХБЗ начал вяло выгружать конечности.

- В темпе! - гаркнул отец родной, раздражаясь медленными перемещениями тел в пространстве.

Построились. В пятый раз за утро.

Все смотрели на резиновую палатку, находящуюся в сотне метров, на машину, стоящую с запущенным двигателем рядом с ней. Около имущества почему-то никого не наблюдалось.

- Сейчас наденете защиту и противогазы, затем на пятнадцать минут в палатку.

Представитель завода лично дал каждому новенький гондончик из серой резины, с одним сплошным стеклом и без привычной коробки с угольной шихтой.

- Фильтр расположен в районе щек, - бормотал дядя в гражданском каждому.

Простаков переглянулся с Агаповым, и дембель заголосил:

- А это не вредно для здоровья, товарищ подполковник?

- Не вредно, - успокаивал комбат. - В первый раз в палатку, что ли?

- Новые, да? - глядя, как бледный и потный дядя дает каждому его размерчик, Петрусь занервничал. - А доктор зачем? Они же новые?

- Взвод, смирно! Надеваем защиту, заходим в палатку и садимся на травку. Через пятнадцать минут выходим.

- Что там? Слезоточивый газ? - забухтел Кикимор.

Комбат его не слушал.

- Взвод! Химическая атака, тревога и нападение, все вместе! - Пузо подполковника интенсивно заколыхалось.

Внутри палатки горела двенадцативольтовая лампочка. Света хватало на то, чтобы не натыкаться друг на друга. Дышать через новые противогазы легко, и одно большое стекло способствует лучшему обзору. Только жарко. Пот льет, не переставая.

Химвзвод дисциплинированно отсидел положенное и в полном составе спокойно вышел из палатки.

Каждый после того, как снимал защиту, подходил к пьяному доктору, безуспешно скрывавшему блеск косых глаз за полупрозрачными очками. Халат на голом торсе пропитался потом и покрылся пятнами на спине и под мышками.

Врач глянул на щуплого, измочаленного процедурой Валетова, вцепившегося обеими руками во фляжку с драгоценной водой, и вернулся к журналу, где стал заполнять одну за другой колонки, стоящие напротив фамилии военнослужащего.

- Самочувствие?

Валетов заныл:

- Дяденька, напишите чего-нибудь, чтобы я уехал отсюда, а?

- Я напишу, и армия не получит новые противогазы. Да что ты, милый. Даже если тебе плохо, тебе все равно хорошо.

- Тогда на хера вопросы?

- Меня предупреждали, что химики большие оригиналы. Голова болит?

- Попа. Долго на земле пришлось сидеть.

- Пи…уй отсюда! Следующий!

Дождавшись своей очереди, Простаков тихонько подошел к доктору, а тот все писал что-то про ефрейтора Петрушевского. Здоровая туша бросила тень на журнал, солнце перестало светить на бумагу, и глазам стало легче.

Капитан посмотрел вверх.

- Ух, два Ивана, вот так и стой. Самочувствие?

- Чего?

- Самочувствие, спрашиваю.

Леха почесал под левой подмышкой. Кителя на нем не было, стоял он в майке, и доктор видел, как здоровая лапа скребет под клоком черных волос.

- Чего это такое, ваше чувствие?

- Недоразвитие? - Капитан с неподдельным интересом впялился в черные глазищи.

- Обижаете, у меня член до колен.

- Шутишь, рядовой. А вот отрежу тебе половину.

Простаков искренне обиделся.

- Вас, военных, ничем не удивить. А пацаны еще в деревне бегали глядеть на меня, когда я в баню ходил. И не надо говорить, что я не развитый.

Резинкин зевал на солнце и любовался родными просторами.

- Самочувствие?

- Доктор, плохо мне.

- Да?… Что-то не вижу.

Резинкин схватился за голову.

- А так?

- Не катит. Плохо получается. Здоров ты, воин. Головка болит?

- Ага, постоянно хочется, особенно когда подышишь в палатке через противогаз.

- Понимаю. Могу посоветовать от болей в головке следующее: наденьте обтягивающее белье, попытайтесь сменить аромат духов, побрейтесь, сделайте пирсинг, слушая песни двух любящих друг друга девушек, внушите себе, что вы лесбиянка. И нужда в головке отпадет сама.

- Спасибо, доктор, вы так добры ко мне.

- Деточка, я добр ко всем.

- Я чувствую, что поменялся, может быть, мы, как две девушки, встретимся как-нибудь в кустиках?

- Пшел вон, смерд! Следующий!

* * *

- На-а-ррряд! Смирррнооо! - последнее «о» вышло позорно-затяжное. Может, подполковник спишет на небольшой срок службы?

Лейтенант Мудрецкий вовремя не заметил, как за каким-то лешим подошел Стойлохряков - комбат и местный царь. Просто царь.

Нижняя тяжеленная челюсть за массивными свисающими щеками едва уловимо ходила вверх-вниз, раздался рык, и на молоденькие деревца, стоящие за спинами построенных в шеренгу бойцов, налетел майский ветерок. Рядовой Резинкин, торчащий в середине, позволил себе вернуть на место сдвинувшуюся набок кепку. Этот красномордый, огромнопузый, с выпученными глазами мужик обладал природным даром замечать недостатки и недостаточки. Обязательно что-нибудь, да найдет, до кого-нибудь, да докопается.