Токсичная кровь - Евгений Сухов

— Гм, ты его тоже заснял?

— Нет, только его машину. С номером… Не смог бы ты узнать, кому принадлежит эта тачка?

— Сбрось фото тачки и Ларисы мне на мобилу, — попросил Коробов.

Но я уже это сделал.

Володька перезвонил через четверть часа:

— Машина принадлежит Виктору Андреевичу Депрейсу.

— А я что говорил? — радостно воскликнул я.

— Про «Мерседес» — ничего, — ответил Коробов, — кроме того, что он черный…

— А я разве не говорил, что Депрейс плотно законтачил с Ларисой? — возмутился я. — И что это они вместе придумали план отравления Гараниной, замаскировав его под групповое отравление жителей Измайлова магазинными молочными продуктами?

— И что?

— А ничего. Надо брать их обоих за хобот или за хвост, как там правильнее…

— И что мы им предъявим, по-твоему? — не проговорил, а буквально проскрипел Володька. — Что у нас такого особенного на них имеется? Что одна девушка приходила в магазин за продуктами, всякий раз меняя свою одежду и парики? А где здесь преступление? Это ее, блин, женское право. Может, она так развлекается. Или мнит себя талантливой актрисой, разыгрывая продавцов. Это не преступление — являться в магазин вечером в парике и другой одежде, нежели была утром или днем. Ведь травила она продукты или нет — этого камеры не зафиксировали. Да и шприца с ядом у нее уже и в помине нет…

— Я уверен, когда вы идентифицируете Ларису и девицу, что трижды посещала магазин «Изобилие» девятого августа, окажется, что это один и тот же человек.

— Мы найдем совпадения, но не более, — возразил Коробов. — Программа выдаст только то, что Ларисапохожана девушку из магазина. И даже если та девушка действительно окажется Ларисой, ну и что? Где здесь преступление?

— Зачем тогда я фотографировал ее и отсылал тебе фотографию? — задал я Коробову вполне резонный вопрос. На что старший следователь Главного следственного управления не менее резонно ответил:

— Так было надо.

— А мотив убрать Гаранину? — спросил я с надеждой. — Он ведь не просто имеется, он кричит: я есть, есть!

— Что-то я не слышал этого крика… Наличие мотива не является доказательством совершения преступления, Старый, — тоном школьного учителя проговорил Володька. — С одним мотивом мне, к примеру, санкцию на обыск квартиры не дадут. И на задержание этой Ларисы — тоже не дадут. Да и что ей предъявить? Дружбу с коллекционером картин голландских художников времен Золотого века Виктором Депрейсом? Так девушки любят общаться с небедными мужчинами. Частую смену одежды и париков? — Коробов на том конце провода вздохнул: — А может, она экспериментирует со своим образом и любит часто изменять его? Но это практикуют многие женщины, и отнюдь не преступницы. Нет, братец ты мой. У нас с тобой нет ни одной прямой улики против этой Ларисы. И аресту она не подлежит…

— Я добуду прямые улики, — решительно заявил я.

— Уверен? — спросил Володька, зная мою привычку сначала что-то сделать, а уж потом подумать об этом.

— Пока нет, — честно ответил я, — но я постараюсь.

— Как?

— Не знаю пока. Надо подумать.

— Думай, думай… Когда что-либо придумаешь — отзвонишься? — спросил Володька без всякой надежды.

— Конечно, — ответил я бодрым тоном, который в данной ситуации был неуместен. Как камень в почках…

То, что я придумал утром следующего дня, показалось Володьке поначалу полнейшей авантюрой. Конечно, у меня могло и ничего не получиться из задуманного. Но кто не рискует, тот, сами знаете, яблок из чужого сада не ест. А надкусить плод под названием Лариса очень даже хотелось. Аж слюна пробивала!

— Тебе придется быть крайне осторожным, — выслушав мой план, предупредил Володька. — Кто ее знает, эту Ларису, на что она способна.

— А ты узнал о ней? — поинтересовался я.

— Узнал. Зовут ее Темирзяева Лариса Маликовна. Двадцать четыре года. Отец у нее был татарин, Малик Закирович Темирзяев. Убили его в девяносто третьем году какие-то отморозки, прямо на улице, средь бела дня. Мать через два года сошлась с другим мужчиной, когда Ларисе было пять лет. Жили они в Казани, на проспекте Ибрагимова. Год назад мать, Зинаида Владимировна Аверьянова, умерла от сердечной недостаточности. Отчим поначалу запил-загулял, потом взял себя в руки и через непродолжительное время привел в дом другую женщину. Лариса с ней не ужилась и уехала в Москву, к тетке. Единственной родне, что у нее осталась. В Москве почти сразу по приезде устроилась работать диспетчером в службу такси, с графиком сутки через трое, где трудится и по сей день. Сегодня у нее, кстати, выходной… — Володька выжидающе замолчал, но, не дождавшись от меня вопросов, спросил сам: — Что ты еще хочешь знать?

— А вы подстрахуете меня? — спросил я.

— Подстрахуем, — пообещал Коробов.

— Тогда я начну собираться. Звонить предварительно не буду. Зачем? Чтобы она успела подготовиться к моему визиту и расставила для меня кучу разных ловушек? Не-ет уж… Свалюсь ей, как снег на голову. Что она меня, не пустит в дом, что ли? Пустит… Я ей знаком, мы даже разговаривали с ней, когда я первый раз пришел в клинику на Верхней Первомайской. Тем более она знает, что я веду журналистское расследование, и ей, несомненно, интересно узнать, как далеко я зашел в своем расследовании.

— Ну-ну, — буркнул Володька и добавил: — Будь все время на связи. Телефон не отключай.

— Понял…

Интересно, как это — быть все время на связи? Говорить с Ларисой и время от времени названивать Володьке, сообщая ему содержание нашего с отравительницей разговора? Как он себе это представляет?

А если они не поспеют вовремя? Если она тюкнет меня по башке утюгом или чугунной сковородкой, а потом наденет на голову полиэтиленовый пакет, и я задохнусь от нехватки воздуха, так и не придя в сознание от удара сковородой? Как мнебыть на связив таком случае?

Как они узнают, чтоуже пора?

Может, попросить поставить на меня «прослушку»? Ну, прицепить на грудь под рубашку микрофон, чтобы они слышали весь наш с Ларисой разговор? Тогда они могут успеть еще до того, как Лариса наденет на меня, лишенного чувств, полиэтиленовый пакет…

Нет, все это рискованно. Если она как-нибудь проверит меня и найдет этот микрофон, то из моей затеи ничего не получится, это уж точно. И потом подловить ее будет уже трудно. Если вообще возможно. И она уйдет от возмездия. А через какое-то непродолжительное время укокошит Аделаиду Матвеевну каким-нибудь более изощренным способом. Она хи-итрая…

Нет, буду действовать, как задумал.

А там — будь что будет…

* * *

Лариса открыла сразу, как будто стояла у двери и ожидала звонка. Увидев меня, она явно удивилась и растерялась, но тотчас взяла себя в руки: