Дневник покойника - Андрей Троицкий

Прямо под окном стоял запыленный полицейский «уазик», и из машины вылезал капитан полиции Василий Иванович Плющ из поселка Верхний. Могила натянул дырявые штаны и поспешил навстречу представителю законной власти. Тепло поздоровался с Плющом, пригласил его в дом. Капитан, остановившись на пороге, повел носом и, учуяв целый букет неприятных запахов, покачал головой:

– На улице поговорим.

Присели во дворе на покосившуюся скамейку. Плющ закурил, сплюнул и спросил:

– На мели сидишь?

– Как обычно. – Могила жадно затянулся папироской. – Уеду я отсюда в город. Там человеку вроде меня хоть есть чего украсть. То есть, я хотел сказать, там есть работа. А тут… Уже ни черта не осталось.

– Умному человеку и здесь работа найдется, – ответил Плющ. – Сегодня в полночь подходи к ручью. Кроме тебя, нужен еще человек. Не знаю, кого взять…

– Что за дело?

– Ну, пара проезжих молодцов должна объявиться. То ли жулики, то ли кто… Сам толком не знаю. Они приедут из России на машине «Урал». На ночь остановятся в Большом логе. Водитель – свой человек, Ваня Рожков. Короче, этих двух залетных парней надо закопать.

Плющ пустил дым и стал задумчиво разглядывать запыленные сапоги, ожидая ответа. Могила не спешил. Он знал, что мент – мужик скупой, сразу давать согласие никак нельзя. Иначе Плющ решит, что Могилу можно подписать на любую самую грязную работу и отделаться копейками. Он почесал затылок и сморщил лоб, будто и вправду о чем-то думал.

Еще недавно Могила жил, по здешним меркам, неплохо. Тот лежак, где он спал полчаса назад, занимала его родная бабка. Но старуха скончалась два месяца назад. Могила хорошо помнит тот день, когда старуха была еще жива, а в село привезли деньги для стариков. Могила сказал: «Пенсии привезли. Пойду получу за тебя. Куплю хлеба. И даже… Даже сахара куплю».

Он пришел на почту. Как обычно, вместо приветствия, показал почтальону литой кулак. Женщина выдала деньги без звука – она уже знала, что рука у Могилы тяжелая. И в тюрьме он сидел уже два раза: за разбой.

В тот день Могила до дома почти ничего не донес – ни сахара не купил, ни хлеба. К полуночи всю наличность пропил и просадил в карты. Вернулся злой, подергал входную дверь. Убедившись, что она заперта изнутри на крючок, схватил топор и изрубил проклятую дверь в щепки. Бабка лежала на своем матрасе; она хотела что-то спросить, но ничего не спросила, только заплакала, увидев, что внук пришел пустой. «Куплю я тебе хлеба завтра», – пообещал Могила.

А через неделю случилась большая беда: бабка умерла, и пенсии не стало. Внук выкопал яму на кладбище, не очень длинную и не очень глубокую. Завернул старуху в латаную простыню, вынес из дома, удивившись, какая же бабка легкая, почти ничего не весит, и забросил тело в кузов грузовика. В лежачем положении старуха в могилу не уместилась, пришлось согнуть тело вдвое и лишь после этого закидать землей.

Наступили тяжелые времена безденежья. Могила перебивался случайными заработками, иногда полицейский Плющ подбрасывал на бедность. То у него не было свидетелей по делу о краже баранов, то пастуха убили, и мент быстро нашел убийцу, зажиточного кузнеца. Имущество кузнеца Плющ описал и куда-то увез, а бедолагу посадил под замок. Но опять не мог найти свидетеля убийства и приезжал к Могиле, который за небольшую плату подписывал любые бумаги. Из вещей кузнеца Могиле кое-что перепало. Домотканый коврик, настенные часы, репродукция картины «Утро в лесу», обрамленная позолоченной рамой, и полмешка муки.

– Сколько? – спросил Могила.

– Ящик тушенки дам. И денег еще.

– Не понял, сколько денег?

Могила торговался минут десять и торговался бы еще час, но мент пригрозил посадить его на десять суток за оскорбление представителя правопорядка. На этом торг закончился.

– Так кого еще возьмем? – спросил Плющ.

– Может, Ваську? – предложил Могила.

– Я твоего Ваську за последний год ни разу трезвым не видел. Может, Антона Чалого?

– Хорошо, – согласился Могила и попросил у мента немного денег вперед. Подмывало спросить, чем провинились те заезжие парни, но таких вопросов задавать не полагалось.

– Тогда сходи к Чалому. Скажи, что Плющ не обидит. Ты еще ружье не пропил? Тогда возьми с собой. И патроны не забудь. И Чалый пусть возьмет лопату или кирку, что найдет… Короче, жду в одиннадцать тридцать у Сухого ручья, в овраге. – Плющ раскрыл бумажник, сунул в лапу Могилы пару купюр и предупредил: – Если пьяный придешь, этой вот рукой убью.

Могила прижал ладони к сердцу, давая понять, что не подведет. Когда Плющ уехал, он вытянул из сарая древний мотороллер «Ява», долил в бак бензина, еще час копался с двигателем, пока тот не завелся. Заревев, «Ява» выпустила зловонное облако желто-черного дыма, Могила занял место в седле и поехал на другой конец села.

К Антону Чалому местные жители обращались, когда нужно было зарезать и освежевать лошадь, овцу или барана. Чалый мог запросто и человеку кровь пустить. Особой разницы между человеком и бараном нет. И кровь одинаковая: красная и липкая. Сейчас Антон сидел на мели, потому что скота в округе осталось мало и до осени резать баранов никто не станет.

Кинотеатр почему-то не работал. Грач поел мороженого, устроился на лавочке и долго сидел сгорбившись. От нечего делать он разглядывал свои пыльные ботинки. Солнце вошло в зенит и сильно припекало. Грач некоторое время думал о том, какая смерть достанется адвокату Радченко и его другу. Из обрывков разговоров, из случайно брошенных фраз можно представить будущее этих парней. Если тетрадку найдут, смерть будет легкой. А если дневник не найдется…

Павлу была неинтересна судьба Радченко и Дорис. Но он боялся вида крови и физического насилия. Боялся до тошноты, до слез, до обморока. И не желал быть свидетелем, тем более косвенным участником расправы над людьми. Но мысль о том, что сейчас можно просто встать и уйти, была и вовсе невыносимой, кошмарной. Наделенный богатой фантазией, он представил себя избитого, измордованного, валяющегося на темной дороге в ожидании смерти. Нет, конечно, он никуда не уйдет.

После полудня приехала машина, и Грач занял свое прежнее место на заднем сиденье. Он сразу уловил, что настроение попутчиков изменилось к лучшему. Чибис иногда шутил, а Борода, севший за руль, отзывался раскатистым смехом. Боб развалился на сиденье и впал в дрему.

– Можно спросить? – подал голос Грач. – Куда мы теперь направляемся?

– Мы следуем за этим адвокатом, его другом по имени Макс и американкой, – ответил Чибис. – Они вместе с некими братьями Нурбековыми направляются в Казахстан. На свадьбу родственника. Эти Нурбековы где-то прячут тетрадку, которая нам нужна. Короче, будем разбираться.

– Это надолго? – насторожился Грач.

– Как получится, – пожал плечами Чибис. – Теперь мы точно знаем, где тетрадка. Этот адвокат, его друг и американка больше нам не нужны.

И снова потянулась бесконечная дорога – деревни, поселки, поля и пустоши… Один раз съехали на пустой проселок, встали на обочине, чтобы перекусить вареными яйцами и купленной в городе колбасой, и помчались дальше. Через час догнали «Урал» с брезентовым тентом над кузовом. Сели ему на хвост, Чибис дал команду держать дистанцию, и грузовику позволили уехать далеко вперед.