ПАНК 57 - Пенелопа Дуглас

А потом, когда узнал, что она популярна, а не изгой, и не живая девушка, а картонная кукла, я не на шутку разозлился. Я верил всему, что она пишет, а тут вдруг моя муза оказалась фальшивкой.

Так мне казалось до вчерашнего вечера, пока я не уколол ее. И она уколола меня в ответ.

Вот это моя Райен.

И я хочу еще.

Достав ключи, я оглядываюсь, проверяя, что все окна в доме закрыты. Машины отца нет на обычном месте, но она может оказаться и в гараже. Он торгует антиквариатом и произведениями искусства, его магазины разбросаны по всему побережью, так что рабочий график у него очень нестабильный. Его может весь день не быть, а иногда он приезжает домой посреди дня.

Отпираю дверь гостевого домика и плотно закрываю ее за собой. Еще даже не полдень, так что на улице светло, но я завесил почти все окна, когда переехал сюда после смерти Энни. Я достаю и включаю крохотный фонарик. Не хочу зажигать верхний свет: отец может его заметить.

Здесь пока еще очень много моей одежды и остальных вещей. Дейн каждый раз готов меня убить, когда я выпрашиваю у него разрешение воспользоваться стиральной машиной и сушилкой, так что я решил возвращаться сюда и забирать вещи по мере необходимости, а не будить в нем зверя.

После той истории с шарфом Райен я ушел из школы, оставил машину на парковке и сел на паром до Тандер-Бей. Не хотел, чтобы отец или какой-нибудь знакомый видел мою машину.

Он не знает, где я, и меня это полностью устраивает. Хотя он, похоже, даже не звонил мне.

Достав из шкафа спортивную сумку, опустошаю ящики и складываю в нее одежду, предварительно нюхая футболки. От их запаха сжимается горло.

Кондиционер Энни. Она занималась стиркой, потому что отец всегда был занят, а я вечно что-то делал не так. И отлично справлялась. Я всегда жаловался, что после ее кондиционера моя одежда пахнет цветами. А теперь от этого аромата закрываю глаза и чувствую, что дома. После того как ее не стало, я пообещал себе продолжать им пользоваться. Ничего не должно измениться.

Мы все будем делать так, как делала она.

Энни. На глаза наворачиваются слезы, я моргаю. Закончив складывать нужную одежду и докинув лишнюю пару обуви, я кладу в сумку нашу с Энни фотографию, которая раньше висела у меня над столом.

Прохожу мимо скучающей на подставке гитары и парочки так и не пригодившихся плакатов нашей группы.

Три месяца назад у меня были три любимых вещи. Моя музыка, моя сестра и…

Я выдыхаю из легких весь воздух и отворачиваюсь от гитары, не в силах выносить собственные мысли. Неважно, что у меня было. Энни больше нет. Я больше не пишу песен, а Райен… Я не знаю, что с ней случилось.

И тут до меня доходит. Я получил письмо от нее на прошлой неделе. Сейчас, по идее, должно было прийти еще одно, потому что она пишет немногим реже, чем я дышу. Хотя меня это никогда не смущало. Ее письма – чуть ли не единственное, почему меня тянуло домой.

Я выхожу из гостевого домика с сумкой через плечо и запираю за собой дверь. Потом замечаю, что на улице потемнело. Поднимаю глаза и вижу низкие тучи над головой. Черт. А закрыл ли я окна в машине? По идее, надо бы вернуться в школу. Дождь может и не дойти до Фэлконс Уэлл, но мало ли что.

Я спешу к задней двери дома, отпираю ее и влетаю внутрь. В кухне темно, значит, отца нет. На столе я нахожу пачку писем. Все адресованы мне. Просматриваю их в поисках матового черного конверта с печатью в виде черепа.

Но его нет. Только буклеты колледжей и счета по кредитке.

Она что, перестала мне писать?

Чувак, расслабься. На прошлой неделе ты заезжал домой и забрал письмо. Прошло всего шесть дней.

Но мне интересно посмотреть, напишет ли она о Мейсене. Что она о нем расскажет?

Райен крайне редко упоминает в письмах других парней. С тех пор как она рассказала мне об одном в шестнадцать – он не оправдал ее ожиданий, – она старается держать мужчин на расстоянии. На самом деле, мне кажется, она потеряла интерес. Однажды она мне писала о том, что в современном обществе слишком много внимания уделяется прелюдии.

Я сказал ей, что могу принять это за вызов. В конце концов, семь лет переписки – это уже очень серьезная прелюдия, и у нее уже выработалась зависимость.

Шесть дней. Последнее письмо от нее пришло шесть дней назад. А последнее письмо от меня она получила три месяца назад. Я заставил ее пообещать, что она никогда не перестанет мне писать, и она держит слово. Не изменяет ему даже сейчас, когда ее вера в меня пошатнулась и она не знает, напишу ли я ей снова вообще когда-нибудь.

Я опускаю плечи, задумавшись о том, что она всегда была готова меня выслушать. Ее мелкие недостатки выводят меня из себя, но для Миши она всегда была настоящим другом, хорошим другом.

Энни во мне разочаровалась бы, если бы я начал играть чувствами единственного оставшегося у меня человека, который меня любит и принимает таким, какой я есть.

Черт побери. Блин.

Я тяжело вздыхаю, выхожу в коридор, огибаю перила и поднимаюсь по лестнице наверх. Добравшись до комнаты сестры, медленно поворачиваю ручку и вхожу. В нос резко ударяет ее запах вперемежку с ароматом кондиционера для ковров.

Сердце сжимается оттого, что здесь все так, как она оставила. Все аккуратно сложено и подготовлено к возвращению домой с ночной пробежки. Кровать, в которой она больше никогда не поспит, косметика, к которой не притронется, незаконченная домашняя работа на столе…

От боли сводит горло, хочется кричать. Энни, о чем ты думала? Но я злюсь и на себя, и на отца. Как он мог не заметить? Почему мы не заботились о ней еще тщательнее?

Я медленно подхожу к ее комоду, аккуратно и тихо открываю ящики, как будто она в любой момент может вбежать в комнату и наорать на меня за то, что я здесь. В верхнем ящике в две стопки аккуратно сложены шарфы. От аромата ее духов мою грудь сотрясают рыдания. Я стараюсь их подавить. Щупая шарфы, натыкаюсь на такой же по качеству, как у Райен. Он не бежевый, но кашемировый. На секунду ощущаю укол вины, но сестре было бы приятнее, если бы я отдал его Райен, а не оставил лежать забытым в ее опустевшей комнате.

Достаю светло-голубой шарф, убираю его в сумку и закрываю ящик.

– Эй! – слышу приглушенный голос из коридора.

Поворачиваю голову к двери. Голос мне знаком.

Это отец.

– Черт.

Я оглядываюсь, зная, что у комнаты есть только один выход: через дверь. Я проскальзываю за ширму, которую сестра поставила у стены как элемент декора, сжимаю зубы и стараюсь дышать как можно тише.

Тень скользит по коридору, потом появляется в дверном проеме и падает на ковер.

– Миша, – нерешительно спрашивает отец, – ты здесь?

Он знает, что я здесь. Должен знать. Я оставил дверь в комнату Энни открытой, когда вошел.