Остров фарисеев - Джон Голсуорси

Приятели миновали лестницу, которая вела в комнату их наставника.

- Интересно, вспомнит ли нас малыш Тэрл, - сказал Крокер. - Я с удовольствием повидал бы его. Может, зайдем?

- Малыш Тэрл? - задумчиво переспросил Шелтон.

Поднявшись наверх, они постучали в массивную дверь.

- Войдите, - послышалось изнутри.

То был голос самого сна.

В мягком розовом кресле сидел небольшой человек с розовым лицом и огромными красными ушами, - казалось, он прирос к этому креслу.

- Что вам угодно? - спросил он, часто моргая.

- Вы меня не помните, сэр?

- Боже мой! Да неужели это Крокер? Вас прямо не узнаешь с такой бородой!

Крокер усмехнулся, вспомнив, что не брился с самого начала своих странствий.

- Вы помните Шелтона, сэр?

- Шелтона? Ну, конечно! Здравствуйте, Шелтон! Садитесь, возьмите сигару.

Скрестив толстые ножки, маленький джентльмен оглядел своих посетителей сонным взглядом, точно хотел сказать: "И зачем это, собственно говоря, вы пришли и разбудили меня?"

Шелтон с Крокером взяли себе по стулу; они тоже, по-видимому, думали: "Правда, зачем это мы пришли и разбудили его?" И так как Шелтон не мог ответить на этот вопрос, он поспешил укрыться за дымом своей сигары. Стены, обшитые панелями, были увешаны изображениями памятников греческого искусства; мягкий пушистый ковер нежил усталые ноги Шелтона; богатые корешки множества книг поблескивали в свете керосиновых ламп - словом, вся эта атмосфера высокой культуры вместе с запахом табачного дыма начинала действовать на Шелтона; он лишь смутно понимал, о чем Крокер любезно беседовал с хозяином, который, моргая, глядел на них из-за огромной пенковой трубки, - и лицо его при этом до смешного напоминало луну. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату, широко шагая, вошел высокий мужчина с большими карими глазами и румяным насмешливым лицом.

- О, я, кажется, некстати, Тэрл! - сказал он, окидывая надменным взором комнату.

Маленький толстяк заморгал чаще прежнего и пробормотал:

- Ничуть, Берримен; берите стул, присаживайтесь. Вновь пришедший, которого хозяин назвал Беррименом, сел и тотчас уставился на стену своими красивыми карими глазами.

Шелтон, смутно помнивший этого преподавателя, поклонился, но тот улыбался своим мыслям и не заметил приветствия.

- Сейчас придут Триммер с Уошером, - сказал Берримен; не успел он договорить, как дверь отворилась и в комнату вошли названные джентльмены.

Одинакового роста, но совсем разные, они держались чуть фамильярно, чуть высокомерно, словно снисходительно разрешали миру существовать. Яркие пятна румянца горели на широких скулах того, которого звали Триммер; щеки у него были землисто-серые, а губы довольно пухлые, и это делало его похожим на паука. Уошер был худой и бледный, с застывшей на лице вежливой улыбкой.

Маленький толстяк повел рукой, в которой держал трубку.

- Крекер, Шелтон, - представил он.

Наступило неловкое молчание.

Шелтон изо всех сил старался придумать хоть какую-нибудь умную тему для разговора, но сознание, что ни одна мысль не будет здесь воспринята серьезно, парализовало его мозг, и потому он продолжал молчать, глядя на тлеющий кончик своей сигары. Ему казалось неудобным навязывать этим джентльменам свое присутствие, не объяснив предварительно, кто он и что собой представляет; и он было поднялся, собираясь уходить, когда Уошер внезапно заговорил:

- "Госпожа Бовари"! - насмешливо прочитал он название книги, лежавшей на этажерке, и, поднеся ее ближе к своим мутным глазам, повторил, словно это было что-то очень забавное: - "Госпожа Бовари"!

- Неужели вы в состоянии читать такие вещи, Тэрл? - спросил Берримен.

Как и следовало ожидать, название знаменитого романа разом пробудило его к жизни; он не спеша подошел к полкам, взял какую-то книгу, раскрыл и стал читать, шагая взад-вперед по комнате.

- Хм... Берримен, - послышалось сзади; это сказал Триммер, сидевший спиной к камину, зажав в кулаки полы мантии. - Ведь это же классическое сочинение! - продолжал он примирительным тоном.

- Классическое! - воскликнул Берримен, вперив в Шелтона пронизывающий взгляд. - Да этого писаку следовало бы высечь кнутом за такую порнографию!

В душе Шелтона тотчас вспыхнуло чувство враждебности; он взглянул на маленького хозяина, но тот лишь чаще замигал глазами.

- Берримен просто хочет сказать, - с ехидной усмешкой пояснил Уошер, что автор не принадлежит к числу его любимцев.

- Да перестаньте вы, ради бога, а то Берримен сейчас усядется на своего конька! - внезапно проворчал маленький толстяк.

Берримен поставил книгу обратно на полку и взял другую. Он был просто неподражаем в своей саркастической рассеянности.

- А как, по-вашему, мог бы написать такую вещь человек, который воспитывался в Итоне? Зачем нам знать все это? Писатель должен быть человеком спортивным и джентльменом!

И он снова с высоты своего величия посмотрел на Шелтона, словно приготовившись выслушать его возражения.

- А вы не... - начал было Шелтон.

Но Берримен уже снова уставился на стену.

- Мне, право, все равно, что чувствует падшая женщина, - сказал он. Меня это не интересует.

Триммер попытался сгладить неприятное впечатление:

- Весь вопрос в моральных критериях - и только. Он сидел, расставив ноги, словно ножки циркуля, и

зажав в руках полы мантии, - это придавало ему необычайное сходство с весами. Снисходительно улыбаясь, он оглядывал присутствующих, как бы заклиная их не высказываться слишком резко. "Ведь мы же светские люди, казалось, говорил он. - Мы знаем, что все на свете ерунда. Таков дух времени. Почему бы нам не уделить этому внимания?"

- Я правильно вас понял, Берримен, что вам не нравятся пикантные книги? - все с той же ехидной улыбкой спросил Уошер.

Услышав этот вопрос, маленький толстяк хихикнул и часто-часто замигал, как бы говоря: "Право, нет ничего приятнее, как читать такую книгу в холодную погоду у горящего камина".

Берримен, сделав вид, будто не заметил дерзкого вопроса Уошера, продолжал шагать по комнате, погруженный в изучение книги.

- Мне нечего сказать тем, кто болтает, будто искусство все оправдывает, - изрек он наконец, останавливаясь перед Шелтоном и глядя на него сверху вниз, словно только что заметил его. - Я называю вещи своими именами.

Шелтон ничего не сказал на это, ибо не знал, обращается ли Берримен к нему или же ко всем присутствующим. А Берримен продолжал: