Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить - Майкл Хебб

Вот откуда у Беллы постоянное чувство обреченности, которое, как она сама говорила, не совсем нормально для девятнадцатилетней девушки. Но вместе с тем пришло и огромное облегчение. Белла хотела стать учителем, работать с детьми и не обращала внимание на любое общественное давление по этому поводу. У Беллы не было стремления заработать побольше или заниматься чем-то крутым и модным. Она любила быть с детьми, она была искренне увлечена этим. Наконец у нее есть совершенно ясное представление о том, что имеет значение. Это, по словам Беллы, своего рода просветление. Когда друзья рассказывали об экспериментах с наркотиками, о том, как «едва не откинулись», принимая их, как познали нечто новое, терпение у Беллы иссякало. «Ты вовсе не умирал, – говорила она. – Это я едва не умерла. А вам еще предстоит заслужить подобное».

Белла нашла семью молодого человека, чье сердце бьется у нее в груди. Спустя полгода Белла узнала, что они живут в Анкоридже, где она совсем недавно была на похоронах дяди. Этот юноша, который просто поставил галочку в одной графе в документах, сделал Белле величайший подарок в ее жизни. А еще, наверное, подарил самое тяжелое бремя, которое ей предстоит нести.

Из книги Льюиса Хайда «Дар» можно узнать, что, когда вы покупаете что-то или продаете, вы проводите некую черту, создаете границу. Четко определенные границы необходимы в экономике и деловом партнерстве. У дара, однако, совершенно другая динамичная структура: он порождает связь, растворяет границы, объединяет нас.

Именно по этой причине я никогда не беру плату за организацию «ужинов смерти». Званый ужин – это дар. Он предназначен для того, чтобы создать определенную связь между людьми, а не выстроить экономику. Только так все возвращается нам обратно.

Можно даже сказать, что вся наша культура зиждется на дарах и доверии. Неудивительно, что наше общество так нездорово в культурном отношении. Ведь оно построено на экономическом фундаменте, хотя на самом деле это лишь одна из ветвей или плод огромного дерева.

Если человек нуждается в донорском органе (а это, возможно, самый дорогой подарок из тех, что можно сделать), это может породить токсичную связь в нашем мире, основанном на сделках и торговле. А такой токсичный груз – тяжкая ноша для любого человека, не говоря уже о подростке. Наша же задача – связывать души людей, окружать их заботой, «платить вперед» и не забывать о благодарности, чтобы не свалиться от этой непомерной ноши.

* * *

«Хотите ли вы быть донором органов?» – это такой прозаичный вопрос, который чаще всего задают в ходе нудной процедуры получения или продления водительских прав. Вы берете номерок, садитесь в зале ожидания отделения автоинспекции под мягкими флуоресцентными лампами, думая о том, что предпочли бы оказаться где угодно, но не здесь. Вы заполняете документы, внося информацию, которую знаете наизусть: дата рождения, адрес, контакты на экстренный случай. И вот вас просят поставить галочку в графе о готовности стать донором органов на случай, если произойдет что-то немыслимое. Возможно, вы просто пропускаете пункт, не желая думать об этом. День продолжается[54].

Но стоит на мгновение остановиться и поразмышлять об этом – и одна простая галочка превращается в нечто экстраординарное. Один прозаический вопрос ведет к чему-то чудесному. Если не с психологической, то уж, по крайней мере, с медицинской точки зрения. И роль этой галочки возрастает еще больше, если учесть, какие споры о значимости и ценности ведутся в мире донорства.

Когда в 2004 году у Рика Сигала нашли смертельное заболевание сердца, он узнал, что, во-первых, ему нужна трансплантация, а во-вторых, только 12 % жителей Нью-Йорка зарегистрированы в донорской программе. Белла получила новое сердце почти сразу – у Рика ушло на это пять лет. За это время жизнь человека может действительно пойти под откос.

Рик лежал в Пресвитерианской больнице в Нью-Йорке, когда стая канадских гусей влетела в двигатель самолета компании US Airways. Многие знают, чем кончилась эта история. Капитан Салли сохранил хладнокровие и спас более сотни человек, а позже Том Хэнкс закрепил его статус героя, сыграв Салли в одноименном фильме[55]. Когда Рик услышал о катастрофе, у него возникла мысль: «Это же самолет, полный потенциальных доноров, которые бы отправились прямиком в мою больницу». Осознав это, он пришел в отчаяние. Сын Рика, Грег, объясняет это так: «Раковые больные имеют право ненавидеть химиотерапию. Пациенты, ожидающие трансплантации, расскажут вам о том, как ненавидят себя».

К счастью, в последний момент Рик получил сердце, и с тех пор прошло уже десять лет. Но это были пять лет ада для него и его семьи. Пять лет ужасной болезни. Пять лет, в течение которых он задавался вопросом, почему только 12 % жителей Нью-Йорка считают, что он заслуживает спасения.

Люди отказываются от участия в донорской программе по вполне понятным причинам. Некоторые исходят из религиозных соображений. Правда, многие лидеры католического движения полагают, что донорство – это почетный заключительный акт. Сам Папа Бенедикт XVI пожертвовал орган в эпоху, когда был еще кардиналом.

Другие, особенно люди из маргинализированных социальных групп, не доверяют системе и неохотно вносят свои имена в те или иные реестры, не говоря уже о донорской программе, которая предполагает определенное физическое вмешательство в жизнь человека. Но в отличие от иных областей медицины донорская программа зиждется на людях. В ее основе лежит доброта незнакомцев.

Для Грега именно это было труднее всего в течение пяти лет ожидания. Каждый день он встречал тех, кому, как ему казалось, не было никакого дела до их проблемы. Друзья справлялись о том, как идут дела у отца и могут ли они чем-нибудь помочь. И он говорил: «Да. Зарегистрируйтесь в донорской программе». Но люди игнорировали его просьбы. От этого вся их забота превращалась в пустышку. Разумеется, он не просил буквально отдать сердце отцу – нет, он подразумевал символический жест щедрости и понимания. Но, не встречая никакого отклика, Грег перестал просить, а затем и вовсе говорить об этом. «Это был мучительный опыт. Я чувствовал, что люди не хотели пойти на сущий пустяк, который им буквально ничего не стоил» – вспоминал Грег.