Терри Пратчетт. Дух фэнтези - Крейг Кэйбелл

За два года до этого, в октябре 2008-го, Дэниэл Джеймс, двадцатитрехлетний игрок в регби, парализованный после спортивной травмы, поехал в Швейцарию, чтобы покончить с жизнью. Его сопровождали родители, которые заявили прессе, что их сын имеет право умереть. Их не преследовали по суду. Два месяца спустя, в декабре 2008-го, канал «Скай риал лайвс» транслировал запись добровольного самоубийства гражданина США Крейга Эверта. 25 января 2009 года Джули Уолтерс сыграла в драме «Короткая поездка в Швейцарию». Фильм рассказывает о враче (Уолтерс), которая понимает, что ее ждет мучительная смерть, и решает взять дело в свои руки. Это очень трогательный фильм, поднимающий важные вопросы[69].

Телевидение сообщает публике об ассистированных самоубийствах и о том, что знаменитости – в том числе возведенные в рыцарское достоинство – открыто поддерживают эвтаназию, и стигма постепенно исчезает. Так много лет назад люди вдруг научились произносить вслух слово «рак» и начали бороться с ним. «Любой волшебник знает, – объясняет Пратчетт, – что, назвав нечто по имени, ты обретаешь власть над ним». И в реальности дело происходит точно так же.

В 2011 году сэр Терри Пратчетт и сэр Патрик Стюарт продолжали заниматься вопросом эвтаназии. Они постоянно привлекали внимание общественности к своим собственным мрачным перспективам и открыто обсуждали их. «Жупел – это слово „самоубийство“, – поясняет Пратчетт, – оно применимо скорее к женщине, которая выбросилась из окна, и не имеет никакого отношения к человеку, который вместе со своей семьей решает, что его жизнь должна закончиться в определенный момент с помощью врача». Жупел или стигма? Иногда люди начинают понимать суть этой дилеммы – когда оказываются в безнадежной ситуации. Сколько людей слышали, как их любимые умоляли о смерти?

Пратчетт полагает, что ассистированное самоубийство – весьма разумный выход для страдающих ужасными болезнями. Он говорил о смерти своего отца и деда от рака (в возрасте восьмидесяти шести и восьмидесяти четырех лет соответственно) и приходил к выводу, что девяносто – это не так и много в наше время. Он смирился с тем, что его Альцгеймер проявился очень рано, но тем не менее хотел прожить не меньше отца и деда. Имеющиеся у науки данные позволяют предположить, что это возможно, но если Альцгеймер будет слишком сильно мешать, Пратчетт сделает выбор в пользу достоинства, а не неприкосновенности человеческой жизни.

Эта и предыдущая глава посвящены двум разным темам, болезни Альцгеймера и эвтаназии. Однако одна из этих вещей вполне может стать причиной другой – в том числе по мнению Пратчетта. Он открыто говорит на обе темы, делится своими взглядами и обсуждает действия (и бездействие) правительства, которое должно помогать больным. Он объясняет, что болезнью Альцгеймера в Великобритании страдает не меньше людей, чем раком, но в изучение болезни Альцгеймера вкладывается на порядки меньше денег. «Все слышали о людях, вылечившихся от рака, – говорит Пратчетт, – но вот лично я не слышал ни об одном человеке, который вылечился от Альцгеймера».

Болезнь Альцгеймера и эвтаназия – очень важные для Пратчетта темы. Он гуманист, а значит, верит в существование высшего порядка во Вселенной, хоть и не верит в Бога (это ясно по его научно-фантастическим романам). Соответственно, он не разделяет идею о том, что человек не может оборвать собственную жизнь, потому что жизнь – благословение Божье. Он говорит, что не находит в этой идее никакого утешения. Кто-то наверняка скажет, что он нарушает свои собственные права человека, и не захочет дать ему возможность исполнить свое решение, когда болезнь начнет слишком сильно тяготить его. И это, конечно, только дополнительно портит Пратчетту жизнь.

И как он с этим справляется? Он говорил, что после постановки диагноза почувствовал, что ему не хватает медицинского внимания. Тогда он обратился через свой сайт к лучшим нейрохирургам и неврологам – и они откликнулись. Эти люди выросли на его книгах и стали блестящими специалистами. Пратчетт мог изложить им все свои идеи и мысли о болезни Альцгеймера.

Например, существует мнение, что причиной болезни могут стать пломбы из ртутной амальгамы. Пратчетт рассказал об этом группе специалистов, которую называл «Греческим хором», но не убедил их. Правда, они сказали, что замена всех пломб не причинит никакого вреда, и Пратчетт потратил на это около трех тысяч фунтов. Он попросил разрешения оставить себе две пломбы, чтобы сделать из них запонки, но ему сообщили, что их утилизируют, как опасные отходы. Его поразила идея, что он легко мог принести их к стоматологу у себя во рту, но вот унести их от стоматолога в кармане уже нельзя. Тогда он предложил вынести их опять же во рту, но стоматолог почему-то не согласился.

Короче говоря, Пратчетт страдает болезнью, которая его убьет, он не может покончить с жизнью, когда страдания станут невыносимыми, а причина этого только в том, что Бог создал жизнь и не нам решать, когда она закончится. Но если мы сделаем такой вывод, значит, мы ничего не знаем о Терри Пратчетте – о его оптимизме, юморе, силе и готовности бороться. Благодаря своему воображению он стал очень богатым и очень знаменитым, и теперь он просит людей по всему миру (не только в Великобритании) воспользоваться собственным воображением (и немного подумать) и изменить отношение к смертельным болезням. Еще он просит политиков быть храбрыми и практичными – правящие политики трусливы и лишены воображения, а это ведь позор. И Пратчетт продолжит менять отношение к болезни Альцгеймера и к эвтаназии. Когда народ начнет разбираться в этой теме, он сможет надавить на власть и сделать что-нибудь для смертельно больных[70].