Операция «Империал» - Александр Григорьевич Звягинцев

Оболенцев разжал наручники своих пальцев, и Ольга потерла запястье.

— Железная лапа!.. Помнишь «Маугли»?

— Помнишь, помнишь! — улыбнулся Оболенцев. — Лучше скажи, чего ты в бега пустилась? Иван — наш друг! Друг, на которого можно во всем положиться…

— Даже нашему другу, — перебила его Ольга, — я не обязана рассказывать о своей личной жизни…

— Извини! — спохватился Оболенцев, вдруг осознав, что не имеет права спрашивать любимую женщину, что у нее было до встречи с ним.

— Мне не за что извинять тебя, Кирилл! — повернулась к нему Ольга и сразу же расцвела. — Как и тебе меня!

Оболенцев привлек Ольгу к себе, и они так жарко поцеловались, что, казалось, прилипли друг к другу навсегда.

Из рубки катера, стоявшего на приколе рядом с судном седоусого, влюбленных фотографировал Цвях.

Появление Оболенцева с Ольгой Севериной привело его в изумление.

«Черт подери! — сказал он себе. — Шустрые мужики эти москвичи! За лучшими кадрами охотятся… А Северина-то, Северина! Во тихоня! В тихом омуте черти водятся! Кого отшила, а кого взяла. И мужик он так себе, и вообще… Багирову надо сообщить. Обрадуется. Из-за нее ему хорошую клизму тогда сделали. Вот умора. Дуры бабы! Эта красотка могла начать новую жизнь, переехать в Москву, квартирку ей сразу же предоставили бы. Заведи себе тайного воздыхателя и заполняй свободное время в свое удовольствие. Что эти стервы с мужиками делают! Любого охмурят».

Разговаривая сам с собой, Цвях не забывал о деле, продолжая фотографировать.

Кирилл с Ольгой, оторвавшись наконец друг от друга, взялись за руки и вернулись к Ярыгину, который вместе с усачом ожидал дальнейшего развития событий. Когда они подошли, моряк завел мотор, и через минуту, взревев, катер уже мчался в открытое море.

— Куда держим курс? — спросил черноусый, обе руки которого были покрыты затейливыми татуировками. — Направо?

— В отпуске — только налево, в сторону «Белой дачи», — плоско пошутил Ярыгин. Обернувшись назад, добавил: — Конечно, если дама не возражает?

Ольга надела темные очки и промолчала. Она все еще сомневалась. Реплики Ярыгина немного коробили ее. Исподволь наблюдая за друзьями и сопоставляя их, она пыталась понять, что же у них общего, кроме работы, и склонялась к мысли, что ее подозрения напрасны — не таков Кирилл, чтобы затеять низкую игру.

Поравнявшись с бухтой, в глубине которой за зеленью деревьев виднелись контуры особняка из светлого камня, водитель бросил с насмешкой:

— А тут отдыхают слуги народа!

— Интересно! — воскликнул Ярыгин. — Подрули-ка ближе.

Снизив скорость, водитель объяснил:

— Могу к буйкам, а дальше нет — у «Белой дачи» запрещено подходить к берегу.

— Я бы не прочь побывать в особнячке, — всматриваясь в строения на берегу, Ярыгин засмеялся. — Как там живут?

— Живут как надо, — проронил водитель.

— Оля, жаль, что вы не любопытная, — пошутил Ярыгин.

Оболенцев укоризненно посмотрел на друга. Ольга, заметив это и отбросив остатки сомнений, звонко отозвалась:

— Знай я, как вы мучаетесь, я бы тогда не отказалась.

Катер неожиданно зачихал и задергался. Немного поскользив по водной глади, он остановился.

— Палубной команде, аврал! — скомандовал Ярыгин. — Всем стоять согласно швартового расписания! Всем стоять!

Все рассмеялись. Черноусый молодец предложил причалить к берегу, поскольку его попытки развить скорость оканчивались неудачей. Мотор каждый раз захлебывался и глох. Отыскав подходящее для швартовки место, моряк высадил друзей на берег, а сам стал возиться с мотором. Подростки на костре жарили рыбу, а между ними и катером дочерна загорелые мальчишки в масках с трубками и в ластах ныряли с острогами в руках.

На берегу Оболенцев, присев на корточки, подобрал гальку.

— Смотри, Оля, похожа на ежика.

Ольга, отжав мокрые волосы, взяла у него гальку и, повертев в пальцах, сказала:

— Здесь и «куриный бог» попадается. Говорят, к счастью.

Подойдя к посиневшему мальчугану, которого от холода бил колотун, Ярыгин полюбопытствовал:

— Ну что, Нептун, удачно охотился?

Мальчуган трезубцем показал вниз. Там, привязанные веревкой, болтались в воде две камбалы и еще какие-то рыбешки.

Ярыгин поглядел на них и с уважением произнес:

— Орел!

Похвала оказала неожиданное воздействие — мальчуган сплюнул и, клацая зубами, хрипло вымолвил:

— Дай закурить.

— А сто грамм не хочешь? Для растирания!

А в это время, продолжая вертеть пальцами гальку-ежика, Ольга откровенничала с Оболенцевым:

— …Поразительное холуйство. Главное — они думают, что оказывают благодеяние, уверены, что все на свете продается и покупается. А тех, для кого собственное достоинство — не пустой звук, считают ненормальными. Они готовы на все, лишь бы угодить хозяевам «Белой дачи»… — Она помолчала. — Значит, завтра?

— Да, — вяло подтвердил Оболенцев. — Утренним рейсом, в девять пятнадцать… Но, судя по всему, я скоро вернусь, — негромко добавил он. — Не скучай…

В прокуратуре Союза

По приезде в Москву Оболенцев сразу же записался на прием к заместителю Генерального прокурора СССР Надеинову, а Ярыгин занялся ремонтом квартиры, махнув рукой на обещавшего ему помочь Оболенцева.

— Пока ты соберешься, я уже все закончу. Ты давай готовься к докладу. От него многое зависит.

— Это точно! Надеинов — человек трезвомыслящий! Если железных доказательств не будет, он не станет даже связываться. Но если скажет «да», то от слова своего уже ни за что не откажется. Кремень-человек!

Ярыгин тяжело вздохнул:

— У нас тоже кремни! Такие кремни, что только искры отлетают!

Оболенцеву назначили встречу 18 июля в 12 часов дня.

И этот день настал.

Оболенцев добрался на метро до станции «Пушкинская» и вышел на улицу Горького. Вереницы машин замирали у светофоров, а затем срывались с места, зачастую окутывая все вокруг клубами выхлопных газов.

Толпа озабоченных, куда-то спешащих и не замечающих друг друга людей поглотила его. Но он поспешил вырваться и свернул в скверик к памятнику Пушкину. Пройдя сквер, Оболенцев перешел к Дому актера, к кафе «Лакомка» и, сокращая путь, пошел проходными дворами мимо как всегда отвратительно пахнувших мусорных баков, мимо завсегдатаев-алкашей, скучившихся у пункта