Последние судьи. Сильнее льва и слаще меда. Книга первая - Станислав Травкин

— Ладно, — согласилась моя спутница.

— Никогда не видел такого быстрого исцеления от такого сложного увечья, — покачал головой алхимик, — и философский камень не справился бы за такой короткий срок. Удивительный дар у вас, леди!

— Это ещё что, — покраснела девушка, — видел бы ты, что умеет Марко.

— Видел, — улыбнулся алхимик, — настоящий поединок Беовульфа с Гренделем…

Один из факелов, зашипев, погас, и наш новый знакомый зажег новый. Мы прошли очередную залу, и колдовские маски на стенах проводили нас холодными пустыми глазами.

— Интересно, как там поживают Василис с Арией, а, Марко, — произнесла Катарина, то ли спрашивая меня, то ли просто рассуждая.

— Думаю, хорошо, — пожал плечами я, — Ариа, наверное, сейчас готовит, а Василис, может быть, пишет свою поэму.

Катарина улыбнулась:

— Или они сидят у костра и в шутку ругаются. Он отпускает шуточки по поводу её обжорства, а она грозится надрать ему задницу.

— Пожалуй, твой вариант более вероятен.

Несмотря на то, что сил у нас оставалось все меньше, наше настроение улучшалось с каждым пройденным шагов. Алхимик, напротив, становился всё молчаливее и сумрачнее.

— Слушай, достопочтенный алхимик, — обратился я к нему, чтобы хоть как-то его разговорить, — а слышал ли ты что-нибудь об оккультной библиотеке, спрятанной в лабиринте?

— Слышал, — не слишком охотно ответил наш новый знакомый.

— И что же, ты ее нашел?

— Да, то есть нет… — замялся алхимик, — я знаю, где она находится, но никогда не пробовал до нее дойти.

— Отчего же?

— Видишь ли, достопочтенный Марко, эти девять книг царя Ашоки находятся на пятом уровне…

— Как, — удивился я, — я думал, четвертый уровень последний!

— Я тоже так думал, — грустно улыбнулся алхимик, — но так или иначе, а пятый уровень есть, и вернуться оттуда уже невозможно. Переход устроен по принципу ловушки для крыс, зайти можно, выйти — никак. Что касается времени, то одна минута там равняется году наверху…

— Но кто-то же оставил там эти трактаты? Да и сам лабиринт тоже не с сотворения мира тут находится… — возразил я.

— Вполне справедливо, — согласился алхимик, — но я об этом ничего не знаю. За три алхимические тайны я заплатил всей своей жизнью и не уверен, что обрету свободу после смерти. Что же придется отдать им за доступ к девяти неизвестным? Сложно даже представить, что они попросят, если вообще согласятся на эту сделку…

* * *

Выбравшись на второй уровень, мы снова устроили длительный привал. Воды оставалось около литра, еды не было вовсе. В очередной раз перерыв пустой рюкзак, я с сожалением отбросил его в сторону.

— Ничего, Марко, — положила мне руку на плечо Катарина, — как выберемся, Ариа нас откормит.

Я тяжело вздохнул:

— Поскорее бы выбраться.

— Не знаю степень вашей консервативность по отношению к продуктам питания, но я мог бы предложить вам кое-что…

— Что же ты раньше молчал! — воскликнул я. — Какая тут консервативность… Алхимик вытащил из своего мешка большую бутыль с белой жидкостью, по внешнему виду напоминающей молоко, и протянул мне. Я сделал несколько больших глотков и передал бутылку Катарине: — Похоже на молоко…

Девушка понюхала содержимое бутыли и, основательно из нее отхлебнув, согласилась со мной:

— Ну да… обычное молоко.

— Обычное, говорите, — засмеялся алхимик, — нет, достопочтенные Марко и Катарина, это молоко единорога. Наверху такого не попробуешь.

Мы приложились к бутыли снова. Молоко было приятным на вкус, но совершенно не отличалось от коровьего.

— Несмотря на самый обыкновенный, ничем не примечательный вкус, это молоко обладает уникальными питательными свойствами, — пояснил алхимик.

— И я, похоже, эти свойства уже чувствую, — пробормотал я, поудобнее пристраиваясь на вещевых мешках.

— Поспи, мой хороший, — рука Катарины легла мне на лоб, и ее обветренные губы прикоснулись к моим губам.

То ли мое тело привыкло спать на камнях, то ли молоко единорога было действительно волшебным, но спалось в этот раз мне просто замечательно, и уже через несколько часов я сменил Катарину. Не обремененный дежурством алхимик получил двойную порцию сна.

Употребив в качестве завтрака всё то же удивительное молоко, мы продолжили путь на поверхность. Катарина помассировала ногу и смогла встать без моей помощи. Девушка сделала несколько шагов, удовлетворенно улыбнулась и, взмахнув руками, станцевала сербиянку.

Закончив танец, Катарина театрально поклонилась нам и прыгнула ко мне в объятия.

— Хороша, — улыбнулся я, — очень хороша! Не знал, что ты еще и танцевать умеешь.

— Да разве ж это танцевать, — засмеялась девушка, — это так, чтоб показать тебе, что с ногой все в порядке.

— Теперь я и сам вижу, что в порядке… Что ж ты раньше не танцевала? Мне очень понравилось.

— Правда? — зарделась Катарина. — Так ты не говорил… а сказал бы раньше, чтоб станцевала, так я б тебе такую сербияночку оторвала, какой ты никогда не видел!

— Ну, значит, оторвешь ещё, — я обнял девушку за плечи. — А ты что скажешь, достопочтенный алхимик?

— Красиво, — подтвердил наш новый знакомый, — в моем городе так цыгане танцевали.

— А откуда ты?

— Из Ринермо.

— Эво как… мы с Катариной, можно сказать, оттуда же. Ринермо — это город, с которого всё началось, по крайней мере, для нас.

— И город, где прошло мое детство, — алхимик на мгновение закрыл глаза и блаженно улыбнулся. — У отца была ювелирная лавка, единственная в городе, и он хотел, чтобы я продолжал семейный бизнес. Увы, тогда это казалось мне ужаснее каторги на галерах. Я жаждал приключений… скажите, а сейчас, ну то есть до того как наступил конец света, вы видели там ювелирные лавки?

— Ринермо был туристическим центром, — улыбнулся я, — в нем был не один десяток ювелирных лавок. В одну мы даже зашли…

— А как называлась та лавка? — не унимался алхимик. — Дело в том, что это наше семейное дело… Когда я ушел, хозяином стал мой брат, а позже я узнал, что и он передал ее своему сыну. Четыре сотни лет, конечно, срок большой, но… вдруг?

Рассуждения алхимика казались мне немного наивными, но с другой стороны… Ринермо, в отличие от других городов Славии, всегда был очень спокойным и консервативным местом, местом, которое обошли стороной все пять революций, местом, в котором ничего не менялось.

— А как звали твоего отца? — спросил я.

— Его звали Иеремия Мернман, — задумчиво произнес алхимик, и мы с Катариной едва не подпрыгнули от неожиданности.