Вирус - Сергей Федоранич

– Вы здесь по учебной визе?

– Конечно, иначе учиться просто нельзя. Депортируют сразу.

– Понятно. Скажите, почему вы не приехали на похороны отца?

– Мы не были настолько близки, чтобы ради этого прерывать учебный процесс.

– Тут лететь пару часов. А это отец.

– Еще раз повторю, что мы не были столь близки. В последнее время мы даже не созванивались с ним. Разве что переписывались по почте да в мессенджере.

– У вас всегда такие отношения были?

– Какие – такие?

– Как будто вы знакомые, а не отец с дочерью.

Виктория изогнула бровь.

– С чего вы взяли, что ваше понимание семейных отношений единственно верное? Если мы не подтираем сопли друг другу, это не значит, что мы не семья.

– Виктория, не пытайтесь меня убедить, что в ваших отношениях все было в норме. Даже просто знакомых людей провожают в последний путь. Что не так с вашим отцом было? Он вас чем-то обидел?

Виктория молчала. Это молчание длилось ровно столько, сколько было нужно молодой девушке, чтобы сдаться в бесполезных попытках справиться со своими эмоциями. На ее глазах навернулись слезы, она начала кусать губы с внутренней стороны. Игорь тактично молчал.

– Отец не любил маму, – сказала она наконец. – Он ей изменял, даже когда мама была здорова. Он трахал все, что движется. Особенно в последнее время. У него было целых три любовницы, понимаете? Как такое может быть?

– Но сексуальная жизнь отца вовсе не ваше дело. Хотя это может быть обидно. Вы говорите «в последнее время», но ведь в последнее время вы не общаетесь.

– Я имела в виду, до моего отъезда в Лондон. Я поэтому сюда и уехала, чтобы не видеть то, что вытворял отец. Мама просто молча терпела, тихо плакала в ванной, думала, что никто это не замечает. А мы все слышали, мы все понимали. Я и Витя. Но что мы могли сделать? Отец пропадал вечерами, потом совсем потерял совесть и не приезжал домой ночевать. От него за версту несло чужими духами, он даже иногда приезжал не в той одежде, в которой уезжал. Я скандалила, нервничала, но что я могла изменить, когда мама только молчала и терпела? Ничего.

– Это все ваши претензии к отцу? Что он не слушался вас, когда вы считали, что только ваше понимание брака и сексуальных отношений верное?

– Вы не понимаете! Он ее не любил! Он вообще никого не любил. Ни меня, ни Витю, никого!

– Я вас понял. А в чем проявлялась его нелюбовь к вам? Он к вам приставал?

Вика округлила глаза и замахала руками:

– Что вы! Нет-нет-нет, я не это имела в виду! Нет! Отец никогда ко мне не прикасался… как мужчина. Нет, это ужасно! Как вам в голову пришло?!

Игорь пожал плечами. Что же тут странного? Это весьма распространенная ситуация, даже термин специальный есть: «инцест». Но он не стал развивать эту тему, а еще раз уточнил, в чем проявлялась нелюбовь отца к дочери.

– Ему было плевать на нас. На меня, на Витю, на маму… Он вообще не способен любить. Витя спал с его любовницей, и отцу было на это плевать. Как было плевать на чувства мамы. Когда она заболела, он не то чтобы помогать, даже про ее состояние спрашивал не всегда.

– Вы все время говорите про Виктора и вашу маму. А чем конкретно вас отец задел? Что сделал не так? Или чего не сделал, а должен был?

Так, вот оно. Игорь разозлился на себя. Есть золотое правило: не задавай больше одного вопроса! Как теперь понять, на какой вопрос Вика среагировала? В какой момент он переступил порог дозволенного и спросил о том, что она хотела бы скрыть? Она уже сказала, что отец ее не домогался. Значит, «что-то сделал» можно отбросить, но весьма условно. Сделать больно можно не только домогательствами. Чем-то обидел? Или что-то не сделал?

– Пока вы думаете, сказать мне или не сказать, я сообщу вам вот что. Несмотря на то что я пошел у вас на поводу и приехал в Лондон, я являюсь представителем органа власти. И в настоящий момент мы не просто пьем с вами кофе, я веду расследование убийства чиновника высокого уровня, и все лица, к которым я обращаюсь с вопросами, обязаны в силу закона предоставлять мне информацию. Это не моя прихоть, это закон. Умалчивание фактов и обстоятельств, о которых я должен знать, влечет уголовную ответственность. Вы вправе не свидетельствовать против себя и своих близких, однако я и не прошу этого делать. Вы явно что-то собираетесь мне рассказать, но не можете решиться. Возможно, вы пытаетесь утаить информацию, которая может быть важной.

Она снова кивнула. Слезы капали огромными бусинками, разбивались о столешницу. Виктория ловила их, пытаясь справиться с собой, но слез было слишком много. Игорь дал ей платок и сказал:

– Все, что вы рассказываете мне, останется между нами – тайна следствия. Я не буду вводить вас в заблуждение, гарантируя, что не расскажу никому. Я поделюсь с коллегами, и об этом узнает прокуратура. Но все равно, это не публичная информация.

Виктория промокнула лицо, аккуратно промокнула слезы вокруг глаз и тихо сказала:

– Он меня не защитил.

Наташа, 16 марта

Место для встречи Михаил выбрал идеально. В кафе не было вообще никого, кроме скучающего официанта. Завидев единственного гостя, официант кинулся к Наташе как к родной.

– Доброе утро! Позавтракать зашли?

– Доброе утро, – ответила Наташа. – Я хочу выпить кофе. У меня здесь встреча.

– Присаживайтесь за любой столик, я сейчас принесу меню.

– Не нужно меню, мне двойной американо, спасибо!

Наташа заняла столик возле окна. На часах было 07.54. Ночью она почти не спала, терзалась переживаниями за Катюшу, хоть и знала, где сейчас ее дочь. Наташа пыталась себя успокоить тем, что своего спутника дочь назвала «молодым человеком», что, по мнению Наташи, должно давать хоть какую-то гарантию наличия отношений и уважения. Хотя этим загадочным «мч» вполне может быть Рустам. Тогда ничего хорошего от этой поездки ожидать не стоит.

Еще Наташа переживала по поводу встречи с Михаилом. Когда Дима был жив, ей не раз приходилось работать с Мишей, и его вчерашние слова «некому больше доверять» не выходили у нее из головы. Но ведь Миша презирал ее! Считал одной из многочисленных любовниц министра, считал чуть ли не павшей женщиной и даже не пытался это скрыть. Что же заставило его обратиться именно к ней?

Официант принес кофе, Наташа сразу с ним расплатилась и дала пятьдесят рублей на чай. Колокольчик у двери звякнул, и в кафе вошел Миша.

– Доброе утро, Наталья, спасибо, что пришли.

– Доброе утро, – ответила Наташа.

Пока он делал заказ – яичница с беконом и черный кофе, Наташа наблюдала за ним, пыталась не раскрыть своего удивления. Молодой человек в мятой рубашке и с трехдневной щетиной не выглядел как работник министерства, где все покрыты лоском и блеском с утра и до самого вечера. А еще Миша выглядел уставшим: красные белки глаз, опущенные уголки губ и весь какой-то сникший, как будто всю ночь разгружал вагоны, причем в этой самой одежде. От него пахло немытым телом, усталостью и дымом сигарет.