Мать королей - Юзеф Игнаций Крашевский

Краков. Она оставила ребёнка в чужих руках и под надзором, опасалась за него. Воспоминание о нём вызвало у Ягайлло беспокойство.

– Мы бы напрасно тут сидели, – сказала она, – ни Витовт, ни княгиня прибыть на крестины не захотят. Я просила дядю, он отказался.

– Он отделался от меня молчанием, – вздохнул Ягайлло. – А если бы я мог их с епископом Збышком объединить и сблизить, какой бы это было для меня радостью!

– Огонь с водой! – ответила, улыбаясь, Сонька. – Мы едем в Краков.

Назавтра Ягайлло объявил, что должен спешить вернуться, чтобы во второй половине февраля принять приглашённых гостей, а Витовт его не задерживал.

Прощание было официальным и холодным, княгиня Юлианна прикидывалась больной, чтобы королева пошла к ней, не на оборот. Двоюродные братья пожали другу другу руку и Ягайлло двинулся назад в Польшу. Сонька знала его и знала, что, всегда, когда он бывает в Литве, возвращается из неё грустным, потому что в ней оживают старые воспоминания. Так было и теперь. Оглядывались назад, он ехал задумчивый, тосковал. Он сам тихо говаривал, что предпочёл бы там быть князем, чем в Польше королём. Правда, что у Витовта было больше власти, чем у него.

Всё прошло согласно замыслу короля, папа и король Римский послали на крестины своего посла, даже крестоносцы прислали подарки. Праздник был великолепный и радостный.

Королева на какое-то время могла забыть, что имела врагов и что угроза Витовта висела над ней и над этой серебряной колыбелью её сына, которую князь ему прислал.

Едва отзвучали торжественные крики, король уже отправился в ту постоянную экспедицию по стране, которая забирала у него значительнейшую часть каждого года. Королева осталась в Кракове; но не была бездеятельной. Её волновала будущая судьба её сына.

Охмистр двора, при котором первый раз, когда ей принесли ребёнка, из уст королевы вырвалось: «Это ваш будущий король», – утвердительно поклонился, но в то же время прибавил:

– Остаётся надеяться, что паны его выберут.

– Как это, выберут? – ответила живо королева. – Всё-таки по праву крови он должен царствовать.

– Нет, ваше величество, – сказал Мальский. – Правящий нами король был выбран пожизенно, как муж Ядвиги, которой принадлежал этот трон, а кто после него получит корону, надобно спросить у людей. Кроме того, Ядвиге был гарантирован трон с наречённым Бранденбургом, а договор по сию поры не был расторгнут.

Брошенное сомнение склонило королеву немедленно позвать епископа Збигнева. Олесницкий подтвердил то, что говорил Мальский, прибавляя, что поляки из памяти о добром короле наверняка не сделают другого выбора.

Этого королеве было не достаточно, поэтому, хоть Ягайллы не было, потому что тот из Польши обычной дорогой, через лес двинулся в Люблинское и на Русь, вынужденный бежать от чумы, которая опустошала города и местечки, без него приступила к действию, чтобы обеспечить наследство сыну.

Олесницкий не был противником этого, и когда Ягайлло охотился на Руси, епископ созывал и сенаторов и шляхту, пытаясь добиться от них письменной гарантии. Через гонца дали Ягайлле знать о созванном в Калише съезде. Шляхта и паны под руководством духовенства согласились гарантировать трон маленькому Ягеллончику, но так же, как некогда с Людвика, требовали подверждения своих свобод и привилегий. В руки Збышка дали письма с тем, чтобы он их спрятал, пока король не заверит данные свободы, и не увеличит их ещё… Обещание было условным…

Шляхта требовала, чтобы только она одна занимала духовные должности. Это означало больше, чем можно было судить на первый взгляд. Она могла всем завладеть, король казался бессильным.

В Польше повсюду распространялась чума, которая и короля с королевой выгнала в Литву, в Вильно. Сонька против своей воли должна была сопровождать мужа. Витовт выехал на Русь, оставил их одних. Княгиня от ненавистной племянницы мужа уехала в Троки.

Прежде чем чума прекратилась, прежде чем можно было вернуться, приближалась весна. Между Витовтом и Ягайллой раздражение и гнев были всё больше. Мелкое обстоятельство разожгло неприязнь. Князь настаивал, чтобы обязательно уступили крестоносцам жалкую Любичскую мельницу, он требовал её для них, поляки не хотели отдать, потому что она царила над рекой, которая во время войны имела большое значение. То, что его просьбу отклонили, Витовт принимал за личную обиду. Он угрожал и ворчал…

Не увидев его, король с королевой были вынуждены покинуть Литву, а для утешения Ягайлло двинулся в Беловежу на зубров и медведей… Королева была вынуждена ехать прямиком в Краков, когда в дороге её нагнал гонец с грустной вестью. Запальчиво преследуя убегающего медведя, король сломал ногу. Его повезли в Любовли и Красногоставу лечить, чтобы вновь мог встать.

Несмотря на возраст, он быстро поднялся, но с палкой, и по преводам королева получила ведомость, что он направился через Мазовию в Ленчицу, где созванная шляхта хотела требовать от него подтверждения своих привилегий.

В Литве у королевы было время поразмыслить над тем, что Витовт ей говорил о правлении в Польше. Она помнила те ироничные слова дяди, что там не король правил, а духовенство и шляхта. Должен ли был её сын уже в калыбели быть закованным в кандалы, и наследовать только такую тень власти, которая делала бессильным отца?

В эти часы усталости и раздумий, когда король отдыхал и охотно слушал умную Соньку, она ему говорила:

– Шляхте и духовенству больше ничего не давайте. У них и так чересчур большие привилегии. Витовт над вами насмехается, что никакой власти не имеете; не отказывайтесь от неё ради сына. Однако же в Бресте привесили печати к обещанию, что они посадят на трон нашего сына. Пергамент прячет епископ и не отдаёт его им обратно.

Ягайлло сам частенько слишком страдал от этого отсутствия власти, к которой привык в Литве, чтобы не разделить мнения жены. Сонька требовала от него слова, что новых свобод не даст. Король обещал жене и хотел сдержать. С другой стороны он помнил, в чём его упрекал Сигизмунд Римский, насмехаясь над ним, что даёт вырывать из своих рук всякую власть. Поэтому он ехал в Ленчицу с сильным решением опротестовать требования, хотя в начале сам на это согласился.

Всё там зависело от епископа Збышка, а королева верила, что он встанет на сторону Ягайллы.

В Кракове больная Сонька с беспокойством ожидала его возвращения. Некие странные новости опередили короля, но им не верили, а расспрашивающей королеве никто не смел объявить, что король с того съезда возвращался хуже, чем ни с чем. Со всех сторон собирались грозные тучи. Из Литвы от Витовта доходило хвастовство, что должен погубить Соньку и отомстить за её