Пуля для императора - Андрей Белянин

– Воронцов, – скорее утвердительно, чем вопросительно, прошептал батюшка.

Я кивнул.

– Остальные живы?

– Да.

– Кто на вас напал?

– Четыре китайских наёмника. Одеты в чёрное. Я не успел спросить, кто их послал. Граф Воронцов погиб, как воин. Двоих он застрелил, защищая свою жизнь и жизнь мисс Челлендер.

– Ох, прими, Господи, душу раба твоего Павла, – отец Виссарион перекрестился на золотые купола. – Сядь, сын мой. Думаю, настало время поговорить серьёзно…

Он поманил рукой какого-то проходящего монаха, о чём-то сказал ему на ухо, тот закивал и поспешил исполнить просьбу или приказ. Буквально через пять-шесть минут он же принёс нам две кружки горячего чая, пахнущего мятой и мёдом.

Долгое время мы просто молчали. Потом отец Виссарион сам попросил:

– Рассказывай. Ничего не упускай. Важно, не важно – говори.

Что ж, я давно привык к тому, что слушателем мне приходится быть редко.

Зато я быстро научился не забывать любые, даже самые незначительные мелочи, не забегать вперёд, не делать личных умозаключений и выводов, а дать собеседнику возможность самому разобраться во всей массе полученной информации.

Хотя сейчас мой рассказ был коротким. Совет возчика, городовой, наблюдение за домом, нападение врагов, короткая драка, смерть графа, моё бегство. Всё.

Отец Виссарион умел слушать. Он ни разу не перебил меня, не лез с уточняющими вопросами, не пытался остановить или поправить.

Это настолько шло вразрез с моим представлением о религиозных деятелях, что, закончив, я не выдержал и спросил:

– Как давно вы в сане?

– Двадцать два года.

– А до этого?

– Павлон, – чуть улыбнулся он. – Павловское военное училище, первый чин, война. Там я познакомился с вашим отцом. Он был моложе меня, но именно у него я впервые увидел этот необычный браслет с головой собаки.

– То есть Цепные Псы не обязательно потомки опричников?

– Нет, это было лишь вначале. Потом мы принимали в свои ряды многих достойных людей. Мой прапрадед скорее пострадал от опричнины, но тем не менее я ношу браслет Цепных Псов уже много лет. Потому что родина всегда важнее личных обид и амбиций…

– Простите, если обидел.

– Ничего, – улыбнулся он, но его глаза на миг увлажнились слезами. – Я тоже не хотел всю жизнь провести скрываясь, пряча своё лицо, не имея возможности не то чтобы получить хоть какую-то благодарность или, упаси Господь, награду! Нет, больше всего я боялся, что меня узнают. Что хоть кто-то поймёт, к чему я причастен, в чём участвовал, что делал…

– Я понимаю.

– Не понимаешь. Наши руки по локоть в человеческой крови! Да, мы защищали трон и династию Романовых. Практически всегда царское семейство и не подозревало о нас, а все ситуации их чудесного спасения были официально объявлены Божьим промыслом.

– Ваши заслуги приписывали другим?

– Всегда. Но это не важно, не это важно, сын мой… Просто сейчас всё уже не так…

– О чём вы?

– Цепных Псов больше нет, – в голосе отца Виссариона впервые прорезалась жёсткая нотка человека, привыкшего командовать солдатами. – Орден распущен. Твоё спасение – это наш последний аккорд. Мы должны забыть имена друг друга. Мы больше не связываемся ни по какому поводу. Каждый из нас, кто уцелел и выжил, отныне живёт своим умом и своей жизнью. Я также давно сделал свой выбор, и мой дом – это Александро-Невская лавра. От этого дня и до гробовой доски!

Я опустил взгляд в землю. Отец говорил мне, что Цепные Псы находятся под запретом, что их судили, обвиняли, казнили и отправляли в бессрочную ссылку, лишая имущества, чести, имени, всего, что составляло чувство собственного достоинства любого человека. Кто бы сумел долго выдерживать подобное?

Сами Романовы, поколение за поколением, планомерно уничтожали тех, кто спасал их жизни. Более того, тех, кто спасал само существование Российской империи! И я не имел никакого морального права судить этих людей…

– Ты видел Митрофанушку? – продолжил батюшка, не глядя мне в лицо. – Он последний из своего рода. Все остальные казнены. Не в тюрьме, не в изгнании, а просто повешены как военные преступники.

– Все? – вздрогнул я.

– Он остался один и чудом уцелел. Но жизнь молодого Александра, ещё не царя, не самодержца, полностью его заслуга. Митрофанушка тогда дрался против четверых фехтовальщиков, голыми руками, мы его, считай, с того света вытащили…

Мне стало жутко. Я пожалел, что завёл эту тему, но пришлось слушать до конца.

Тот лысый чиновник дважды менял паспорт, потому что бежал с Нерчинской каторги. Оба моряка лишились семей, были изгнаны со службы, а тот, что младше по чину, был прилюдно бит кнутом на площади в селе под Ярославлем.

Каковы были личные причины у самого отца Виссариона, он тоже особо не скрывал.

По сорвавшейся с его губ знатной фамилии понял, что этот человек был вынужден отказаться от всего – дворянства, титула, богатства, положения в обществе, жены и детей, лишь бы не подставлять их под маховик закона. Принял сан, получил церковное имя.

Для его близких он давно умер, геройски погиб при защите южных рубежей России. Пару раз он видел своих внуков издалека, им никогда не узнать, кто их дед…

– Но вы… Вы же все спасли меня?

– Я же сказал, считай это прощальными гастролями старой гвардии, – жёстко обрезал священник. – Ордена больше нет, теперь твой браслет на руке просто красивая серебряная безделушка.

– Погодите, но если на дом графа Воронцова напали китайские солдаты, если тот самый ренегат в городе, то вполне возможно, что и фон Браунфельс где-то рядом. Разве это не говорит о нависшей опасности над вашим… нашим государем?!

– Александр не худший царь. Быть может, даже лучший из предшествовавших. Но мы уже достаточно спасали его жизнь, а кто спасёт наши?

– Вы зациклены на своих обидах. Так нельзя.

– Да, возможно. За столько лет безотказной службы, когда единственной наградой за храбрость становится виселица или каторга… – отец Виссарион не договорил, он резко встал и подал мне руку. – Россия стояла до нас и будет стоять после. Мы все решили для себя – хватит. Уважая память твоего отца, мы вытащили тебя из казематов. Прими свою вторую жизнь как подарок и постарайся прожить её как свободный человек. Ради себя, своих близких, своего пути, а не пустых химер…

Я повесил голову. Неужели смерть графа Воронцова останется не отомщённой? Зачем тогда я всё ему рассказывал? Просто так, что ли?!

– Мне пора, сын мой. Не ищи никого из наших. Позволь им дожить тот короткий остаток лет, что подарила судьба, тихо и безмятежно. Я знаю, что по возвращении из Петергофа государь примет твою спутницу.