Ржевский 8 - Семён Афанасьев

список из девяти отчётов о доставке.

— … И есть, — соглашаюсь, ибо крыть нечем. — Но мы никогда не врали, не изворачивались и прямо в лоб на старте согласовывали правила игры! В том числе в браке.

— Ага, знаю. Вставил, вынул, пошёл дальше, — согласно кивает собеседница, на первый взгляд по-прежнему дружелюбно. — Интересная схема, но ради бога увольте меня от этих тем. Если вы пришли только за этим, разрешите мне в беседе не участвовать.

Ну, нет так нет второй раз. Я как минимум попытался.

Два подхода к снаряду, так сказать. Вхолостую. Пока.

Хотя-я, конечно, на душе где-то досадно: первый категоричный отказ в такой хороший солнечный день (ладно, вечер).

И в Суде Столицы принцесса Юля только что отметилась — ей там по пи*де мешалкой надавали, выражаясь фигурально. Мелочь, но тоже приятно, потому что мои расчёты работают.

Ещё Центральный Суд по всем каналам официально подтвердил своё вступление в долю в акционерном капитале Биржи, третий момент состыковался.

Я, кстати, переживал, согласятся ли. Дурацкий способ финансирования и точно не от здоровой жизни, но другого варианта прогарантировать Общественный Договор и людям, и себе, и судейским я на коротком отрезке не придумал.

Сюда стоит добавить, что вопрос требовал решения срочно, то есть сейчас. А из соблазнительных активов под рукой была только биржа.

Ладно, бизнесов я ещё много придумаю. Ради справедливости бабла не жаль, даже если эта справедливость будет лишь на коротком отрезке переходного периода.

Потом же, когда должность судьи станет выборной…

— Господин Ржевский, — девица вырывает меня из отвлечённых размышлений. — Так вы скажете, зачем пришли?

— Мне б семейный долг закрыть, — выкладываю на стойку расписку деда. — Он брал золотом, вот сумма плюс процент. — К бумажке присоединяются два мешочка из кожи.

— А-а-а, это вам к другому сотруднику. Второй этаж, табличка с цифрой двенадцать.

— Странно. Я думал, ссуда в кассу гасится, — оглядываюсь по сторонам.

— Не в этом договоре, — качает головой фемина с приятной попой, но слегка неизысканными трусами. — Вам же нужно подтвердить возврат удалённого получения, ещё и на родственника? А это к Саниной.

— Ну ладно, двенадцатый так двенадцатый, — соглашаюсь покладисто, направляясь к лестнице.

С другой стороны, деду спасибо сказать надо. Какие претензии к безвинному клерку, а от похода по ступенькам я не развалюсь.

После стука в указанную дверь обнаруживаю внутри ещё одну привлекательную сотрудницу:

— Вы Санина?

Она как раз стоит ко мне спиной, расставляя папки на стеллаже.

— Совсем уже мозги пропил? — буднично интересуется хозяйка кабинета в ответ. — Заходи, чудо в перьях. И дверь закрой.

Однако.

Невнятные смутные сомнения вспыхивают ярким факелом.

— Ржевский, почему ты не сказал, что жениться передумал? Последний знаменосец Первой Кавалерийской, — то ли всерьёз, то ли в шутку роняет, судя по подписи на лежащем на столе ежедневнике, Лариса Санина.

— А должен? — бросаю пробный шар, прислушиваясь к ощущениям.

Не то чтобы в жар бросило, но пульс опять под две сотни. Видимо, стресс.

— В нашем несовершенном мире никто никому ничего не должен, — как-то по-взрослому вздыхает девица возрастом постарше Наджиб, но явно младше Анастасии Барсуковой. — Ладно, выдохни, а то что-то ты серьёзный какой-то сегодня! Раньше к шуткам был более расположен.

— Время такое, что не до шуток, — в этом месте вздыхаю абсолютно искренне, ничуть не кривя душой.

— Сам же и виноват, — пожимает плечами сотрудница банка, возвращаясь в своё кресло. — Тогда не согласился — теперь выгребай.

Когда не знаешь, что сказать, лучше всего промолчать с глубокомысленным видом. Что и делаю.

— Хотя, справедливости ради, я лично не ожидала, что ты настолько продвинешься за какую-то неделю, — Санина забрасывает ноги на стол так, что мне становится видно место, в котором они соединяются. — Дим, ты так и будешь стоять⁈ Падай, разговор серьёзный! — она указывает взглядом на второе кресло напротив.

— Да я вообще-то долг деда погасить зашёл, — напоминаю осторожно, продолжая теряться в догадках и версиях.

В качестве дополнительного аргумента выкладываю два мешочка с деньгами.

— Считай, закрыл тему. — Эта Лариса молниеносно заполняет форму, расписывается, ставит маго-оттиск и протягивает мне квитанцию. — На и успокойся, а то будешь сейчас о херне думать!

— А о чём я должен думать? — в этом месте понаивнее похлопать глазами.

Мадина говорит, тупее лицо только поискать, когда я так делаю.

— О том, как со мной сейчас решить все возникшие недоразумения. Дим, ты не понимаешь, что против Магического Конклава просто так ходить нельзя?

Оба-на, вот это поворот событий. Точнее, беседы.

— А каким образом между нами стала актуальной эта тема? — интересуюсь как можно беззаботнее.

— Ржевский, ты меня решил окончательно из себя вывести⁈ Скажи спасибо, что я тебе по старой памяти вообще что-то говорю! — а сейчас эта Лариса на Наджиб похожа, когда та упрёками сыпет.

Или на Анастасию Вяземскую, когда та из-под своего стола вылезла, а я её лица не помнил.

Сообразить бы ещё, о какой именно старой памяти речь, потому что лично в моей в голове об этой даме ни слова, ни полслова. Хотя достоинства у неё выдающиеся, особенно сзади ниже талии.

Внезапно меня осеняет гипотеза, которую тут же претворяю в жизнь:

— Лар, могу об одолжении попросить?

— Смотря о каком, — звучит в ответ.

— Можешь меня через амулет вызвать? А то кое-чего важного жду, а артефакт вроде как забарахлил. Вдруг не работает, так сейчас хоть пойму, — хорошо, что у меня несколько браслетов.

Демонстративно достаю нужный из кармана и кладу на стол.

— Без проблем. — Санина активирует интерфейс и отправляет вызов.

Над столом в моих входящих загорается «Лара жопа 5+».

В списке контактов, получается, она есть. Это хорошо.

Однако конфуз похлеще, чем с «Лена-сиськи». Той хоть рядом не было.

Чёрт, что же делать, что же делать. И как назло хотя бы какие-то намёки, с кем имею речь! Но память упрямо молчит, как глухонемой на допросе.

— Дим, ты в курсе, что Конклав тебя, можно сказать, приговорил? — хозяйка кабинета решает разбить вдребезги абсолютно все шаблоны моих представлений о реальности.

Для начала, на своё имя, записанное неподобающим образом, она вообще не реагирует, хотя отлично прочла и увидела.

Ладно, искренность — лучшая политика:

— У меня на прошлой неделе проблема с менталистом возникла, незнакомым. — Отвечаю. — Память тю-тю. Принудительная амнезия.

— Ух ты. Точно? — Лариса с нескрываемым сомнением во взгляде качается вместе с креслом вперёд-назад.

— Слово Ржевского.

— Аргумент, — озадачено кивает Санина, серьёзнея. — Кто?

— Да хрен его знает. Кто-то из конторы Романова, которого в Столице Левашовой-старшей отдали.

— А-а-а… Что ты помнишь из наших разговоров? — глаза такой приятной (внешне) собеседницы становятся холодными.

— Ничего. Тебя тоже не помню, если что, — против воли кошусь