Даша из морской пехоты - Игорь Срибный

– Романов! – сказал Паршаков. – Смотрите там по дороге внимательно. Мелкие группы румын и немцев могут шляться по лесопосадкам.

Дарья закончила перевязывать раненых, которые оставались на позициях, и подошла к машинам.

– Отойдем! – сказал Андрей, бережно взяв девушку под локоть, и отвел ее к группе искалеченных осколками акаций. – Даша…

– Не надо, Андрей! – Даша, измотанная боем, опустошенная, отстранилась. – Ребята же смотрят! Поеду уже. Путь неблизкий.

Даша уселась в кабину полуторки, и небольшая колонна отправилась в путь, полный опасности и неизвестности…

Андрей глядел вслед уходившим в степь машинам, и сердце его сжималось от боли… Ох, как не хотел он отпускать Дарью! Но другого выхода не было – раненых нужно было срочно доставить в госпиталь, пока они не начали умирать от ран прямо в окопах.

Не знал младший лейтенант Паршаков, не знала младший сержант морской пехоты Ракитина, что этот отъезд Даши с позиций роты в корне изменит всю их оставшуюся жизнь…

Колонна втянулась в коридор, образованный двумя рядами невысоких скалистых холмов, кое-где поросших кустарником. На некоторых ветках уже пробивались первые листочки, ярко зеленея на фоне еще не стаявших клочьев грязно-серого снега. Дарья вдруг ощутила какой-то детский восторг при виде новой жизни, пробивающейся к свету посреди жестокой войны. Она прильнула к стеклу, разглядывая листочки…

И в этот момент прямо перед капотом полуторки раздался взрыв, взметнувший ввысь фонтан каменного крошева и земли. Ветровое стекло со звоном разлетелось вдребезги, и грузовик медленно сполз в воронку, заваливаясь на бок. Падая из кузова, дико закричали от боли раненые…

Дарья, оглушенная, с помутившимися, ничего не видящими глазами, выпала из кабины, отползая от уже воспламенившейся машины… Она не успела удалиться от полуторки и на десяток метров, как позади нее раздался второй взрыв.

Дарью словно пушинку оторвало от земли и швырнуло о скалу…

Когда она пришла в себя, ее тащили, ухватив под мышки. Глаза, запорошенные пылью, сильно болели, и слезы ручьями текли по ее грязным щекам. Но слезы промыли глаза, и Даша смогла хоть что-то видеть. Она не могла понять, кто ее тащит, слышала только сиплое дыхание и скрип мелких камней под чьими-то ногами.

Ее подтащили к высокому утесу и поставили, прислонив к нему спиной. Она протерла рукой глаза – зрение понемногу восстанавливалось. Кто-то стоял рядом, и, повернув голову, Дарья увидела Мишку Романова. Моряк натянуто улыбнулся, и боковым зрением девушка увидела, что Мишка прижимает к груди окровавленную правую руку, на которой не было кисти… Кто-то стоял еще дальше, но кто, Дарья не смогла рассмотреть.

– Они добили всех раненых, – прохрипел Романов. – А сейчас добьют и нас.

За лесопосадкой, прикрывавшей утес, в небо столбами уходили два дыма. И Дарья поняла, что это горят их машины…

К ним подошла женщина в форме СС, но со странной нашивкой на левом рукаве, какой Даша раньше никогда не видела. Нашивка была в форме средневекового щита, перечеркнутого слева-направо полосами какого-то флага – желтой, зеленой и красной. Поверх нашивки была вышита надпись «LITAUEN».

– Наши парни решили вас расстрелят, нэ знаю потшему, – сказала она с каким-то твердым акцентом. – Паследний желания! Кто хотшет заккурит? Я угосчу!

Моряки промолчали…

Женщина стояла перед ними, покачиваясь с пятки на носок и заложив руки за спину.

– Зэр гут! – сказала она. – Как говорьят литовцы: «Бойся жит, а умират нэ бойся!» Бистра стаятт морда к стэна!

Моряки медленно разворачивались к скале, и Дарья увидела двух санитаров и шофера с «Опеля». Все были ранены…

Встав лицом к бездушному камню, Дарья вдруг почувствовала, что это неправда, что ее не станут убивать. Когда первая пуля попала в скалу, рядом с ее головой, она знала это уже наверняка!

Развернувшись, она рассмеялась в лицо расстрельщикам…

Но тут же увидела на земле тела своих убитых товарищей, и ее смех оборвался.

– А ты, кисска, пойдешь с нами! – повелительным тоном сказала эсэсовка и кивнула головой своим солдатам.

Солдаты подошли к Дарье, хохотали, что-то гогоча на своем языке, хлопали по плечам и спине и снова хохотали.

– Кароши деффка! – скалясь, сказал один из них. – Нам наравился!

Им понравилось! Что?! Их «шутка» с ее расстрелом, ее смелость или их собственная дикость?

Они шли долго, и женщина-эсэсовка, у которой за плечами теперь была снайперская винтовка, то и дело поглядывала в карту. Дарья поняла, что та не знает, куда идти. К вечеру набрели на брошенную кошару и там остановились на ночлег. Только на кошаре Дарья поняла, что группа разношерстная – тут были и литовцы с национальным флагом на рукавах, и румыны, и даже один венгр. Не было только немцев… Дарью усадили в угол на лавку и, казалось, забыли о ней.

У венгра в ранце оказался овечий бурдюк с русским самогоном, и толпа солдат радостно накинулась на питье. Закусывали салом из сухпайков и галетами. Их женщина пила вместе со всеми…

Потом эсэсовка подошла к Дарье и уселась рядом с нею. Она осоловелым взглядом шарила по лицу и груди девушки, а ее рука вдруг больно ухватила Дарью за грудь и сжала ее. Девушка вскрикнула и оттолкнула руку, вскочив с лавки. Эсэсовка легко сбила ее с ног подножкой и навалилась на нее всем телом, рыча.

Несколько солдат тут же кинулись ей на помощь. С Дарьи сорвали одежду…

Всю ночь перед глазами Дарьи была одна и та же картина: вокруг нее сидят на корточках несколько солдат, и каждый, дождавшись очереди, ложится на нее. Они, приученные немцами к педантичности, установили норму – по пять минут на каждого. Смотрели на наручные часы, то и дело зажигая спички, – следили за временем. Поторапливали друг друга… Один из них, кончив свое дело, похлопал ее по щеке и спросил: «Ну, деффка, кароши робота?»

Если кто-то не укладывался в отведенные ему пять минут, он снова садился в очередь, чтобы повторить попытку…

Даша лежала не двигаясь и думала, что не выживет. Она не знала, сколько прошло времени и сколько их было – насильников. Но когда начало светать, она уже знала, как происходит перелом позвоночника. Она лежала на спине, а каждый из насильников забрасывал ее ноги к своим плечам, входя в нее со зверской силой. Так это происходит: позвоночник, скрученный в дугу, все время сдавливают, раскачивают в одной точке и не замечают, что он травмируется. Получается это не нарочно: просто в угаре насилия никто себя даже не пытается сдерживать…

Даша думала, что они убьют ее, что она умрет в их руках…

Последней к ней подошла женщина… Она отогнала от нее солдат и, присев на корточки, что-то долго рассказывала ей на своем языке. Сказала по-русски, что зовут ее Сауле… Что-то показалось ей не так, и она зажгла спичку, сначала потрогала пальцем глаза Даши – открыты ли. Потом поднесла ладонь ко рту. Убедившись, что глаза открыты, а изо рта вырывается слабое дыхание, эсэсовка стала гладить ее грудь, спускаясь ниже и ниже. Но Даша все равно не пошевелилась, не вскрикнула, и она зажгла еще одну спичку – посмотреть, жива ли она. Покачала головой…