Тогайский дракон - Роберт Энтони Сальваторе

Эакима Дуана этот разговор чрезвычайно удивил. Он тоже присутствовал в роскошной комнате, где сидели собеседники. Не физически, разумеется. Физически он оставался в Чом Дейру, дворце Чезру в Хасинте, в помещении для медитаций, куда никто не смел войти, дабы не нарушить его личного общения с Богом. На самом деле если с кем он и «общался лично» в эти часы, то с гематитом, камнем души. Используя его магию, Эаким покинул собственное тело и отправился вслед за беспокойным ятолом Болхом в занимаемую им резиденцию.

Весьма кстати, что Болх решил выбрать для разговора с ятолом Зей'а'ху именно сегодняшний день.

Чезру поразило, что Зей'а'ху тоже оказался в числе заговорщиков. Он всегда относился к этому человеку с симпатией, хотя знал, что тот затаил на него обиду из-за потери северных земель. И все же Чезру даже представить себе не мог, что это давнишнее решение поможет Болху завлечь Зей'а'ху в свои сети.

Вот последнее заявление ятола Болха, в котором содержался намек на возможность устранения Мервана Ма, удивило Эакима Дуана куда меньше. Он хорошо понимал Болха, поскольку на протяжении столетий видел немало таких людей — молодых, нетерпеливых, не слишком сильных в вере. Да что там — Чезру и сам был одним из них!

Если бы он в этот момент находился в своем теле, то испустил бы тяжкий вздох. Глядя на Болха — как будто зеркальное отражение себя самого периода первой инкарнации, — Чезру уже, наверное, в тысячный раз задумался над тем, как хорошо было бы предложить бессмертие и другим, немногим избранным, друзьям и возлюбленным, с тем чтобы они сопровождали его сквозь время. Конечно, существование Гласа Бога одиноким никак не назовешь. В любой инкарнации он мог окружить себя новыми друзьями и, уж конечно, не имел сложностей с плотскими утехами в обществе любых женщин.

Но это, наверное, совсем не то, что проживать столетие за столетием не в одиночку, а с кем-то еще. С Болхом, к примеру, или с Мерваном Ма.

Как обычно, Эаким Дуан тут же выбросил эту мысль из головы. Нет, слишком велик риск. Любой, даже самый преданный человек, узнав правду о гематите и Возрождении, может впасть в искушение открыть ее еще кому-нибудь. Лучшему другу, например. Может влюбиться и захотеть взять возлюбленную с собой в путешествие сквозь время. Или, даже хуже того, обладать собственными амбициями и пожелать стать Гласом Бога, угрожая положению Эакима Дуана, от которого тот, само собой разумеется, отказываться никак не желал.

Тем более что открыться он мог только человеку, каким был в свое время сам, или такому, как Болх. Но Чезру знал, что доверять человеку, не имеющему истинной веры в рай и, следовательно, не знающему подлинного страха перед Богом, нельзя, ведь он, скорее, пожелает превратить собственную жизнь в рай уже на этой земле и за ценой не постоит.

Эаким Дуан прекрасно понимал, что теперь ему придется устранить ятола Болха.

И ятола Зей'а'ху, конечно, тоже.

Как можно это сделать, не вызвав серьезного раскола среди ятолов, не нарушив мира, который он так долго и трудно создавал? Если бы еще речь шла об одном человеке, он просто приказал бы чежу-леям напасть на караван под видом разбойников. И даже если бы кто-то из уцелевших в караване опознал их хотя бы по росту, никто бы ему не поверил. Но убирать двух жрецов, нападать на два каравана?

Следует организовать все крайне тщательно и не торопясь.

Не торопясь. Эаким Дуан, уже вернувшийся в свое тело, раздраженно покусывал губу. Он не хотел откладывать решение этой вновь возникшей проблемы, не желал тратить несколько недель — а может, и месяцев — на организацию покушения на жрецов, а потом еще ждать, что из этого получится.

— Но как можно… — произнес он вслух и вдруг замолчал.

Губы Чезру искривила злобная усмешка.

Он снова с помощью гематита покинул свое тело, проник, пролетев по городу, в дом, где остановился Зей'а'ху, и нашел его в ванне, окруженного полуобнаженными молодыми слугами обоих полов. Эта сцена вызвала у него и удивление, и жалость. Все знали, что Зей'а'ху утратил мужскую силу; ходили слухи, что он находит для себя иные, извращенные формы удовольствия. К примеру, наблюдая за соитием других.

Бедняга!

Не обращая внимания на окружение ятола, дух Эакима Дуана устремился прямо к разнежившемуся в ванне человеку и произвел одержание.

Глаза ятола Зей'а'ху чуть не выскочили из орбит. Он издал пронзительный крик, слуги испуганно повернулись в его сторону. Потом они бросились к своему господину, но отпрянули, когда Зей'а'ху забился в ванне, расплескивая воду по всей комнате.

Он судорожно раскрывал рот, точно пытался выкрикнуть какие-то слова, позвать на помощь. И так оно и было.

Однако ятол теперь не был хозяином положения. Внутри его тела шла борьба — два духа, две воли сражались за контроль над его разумом. Получая прямо противоположные сигналы, мышцы напрягались и сокращались. Глаза вытаращились, рот продолжал кривиться, зубы впивались в язык и губы.

«Ты узнаешь меня, ятол Зей'а'ху? — мысленно спросил дух Эакима Дуана. Ятол внезапно перестал метаться и теперь спокойно лежал в ванне. — Взгляни на меня! Пусть сердце подскажет тебе, кто твой гость!»

«Чезру Дуан?» — безмолвно спросил дух Зей'а'ху.

«В этой инкарнации», — последовал таинственный ответ.

Слуги начали медленно приближаться к ванне, но снова отступили, когда тело их господина вновь забилось в ужасных судорогах.

«Ты отступник! — продолжал Эаким Дуан. — Я разочаровался в тебе, ятол Зей'а'ху».

«Нет!»

«Ты вступил в сговор с еретиками, отрицающими истину Бога!»

Зей'а'ху снова и снова повторял шепотом лишь одно слово:

— Пощади…

«Исправь совершенное тобой святотатство, ятол Зей'а'ху! Сегодня же ночью! Сейчас! Другого шанса вернуться на путь в рай у тебя не будет».

Эаким Дуан разъяснил, что он имеет в виду, с помощью нескольких картин, посланных им в сознание ятола, после чего покинул тело Зей'а'ху и воспарил к потолку. И хотя никто не мог его ни видеть, ни слышать, слуги почувствовали присутствие чего-то потустороннего. Было очень забавно наблюдать, как на их физиономиях возникает выражение недоумения и страха, волосы на затылке непроизвольно встают дыбом, а женщины обхватывают себя руками, словно им внезапно стало холодно. Многие с криком выбежали из комнаты.

Но самое интересное еще впереди, понимал Чезру, наблюдая, как ятол Зей'а'ху поспешно выбрался из ванны, отталкивая слуг, пытающихся помочь ему накинуть халат на его обнаженные плечи.

Завернувшись в накидку не столько из соображений пристойности, сколько для защиты от холода, Зей'а'ху выскочил из дома. Чувствовалось, что им внезапно овладела какая-то навязчивая идея и что только она и занимает его разум.